– Я понимаю, мистер Карри. Как только мы приедем,можете сразу же отправляться на яхту и делать что угодно. Но я, честное слово,была бы рада для начала приготовить вам что-нибудь поесть.

– Это не принесет мне никакой пользы, доктор Мэйфейр…Позвольте задать вам один вопрос… Насколько мертвым я был, когда вы поднялименя на борт?

– Полная клиническая смерть, мистер Карри. Никакихвидимых признаков жизни. Еще немного – и процесс стал бы необратимым. Разве выне получили моего письма?

– Вы мне писали?

– Да-а… Теперь я понимаю, что нужно было самой приехатьк вам в больницу.

Майклу подумалось, что она ведет машину как автогонщик,переключая передачи только когда мотор начинает скрежетать.

– Вы сказали доктору Моррису, что на палубе я непроизнес ни слова…

– Вы что-то пробормотали: то ли какое-то слово, то личье-то имя. Я толком не расслышала. Отчетливо разобрала лишь звук «л»…

– Звук «л»…

Остальные ее слова потонули во внезапно наступившей тишине.Майкл куда-то проваливался… Он сознавал, что находится в машине и докторМэйфейр продолжает что-то говорить, что они только что пересекли Линкольн-авенюи через парк Голден-Гейт направляются к парку Президио… И в то же время Майклуже пребывал в совершенно другом месте: он оказался на пороге пространства сна,где слово, начинавшееся с буквы «л», означало что-то неимоверно важное, сложноеи одновременно знакомое. Его окружает толпа существ… они подходят все ближе иближе… они вот-вот заговорят… Портал…

Майкл тряхнул головой. Надо сфокусироваться… Но видение ужераспадалось. Его охватила паника.

Когда доктор Мэйфейр резко затормозила перед светофором наГири-стрит, Майкла отбросило назад и буквально вдавило в кожаное сиденье.

– Надеюсь, человеческие мозги вы оперируете не так, какводите машину? – спросил он, чувствуя, что лицо у него буквально пылает.

– Почему же? Именно так и оперирую.

От светофора она поехала немного медленнее.

– Простите меня, – снова заговорил Майкл. – Япросто нашпигован извинениями. Только и делаю, что извиняюсь, с тех пор как этослучилось. Разумеется, проблема не в вашей манере вести машину. Проблема во мнесамом. В общем-то, до того случая я был… вполне обыкновенным. Я хочу сказать,просто одним из тех счастливых людей, понимаете?

Кажется, она кивнула в ответ, однако выглядела при этомсловно отрешенной, погруженной в собственные мысли. Доктор Мэйфейр сбавиласкорость – они подъезжали к шлагбауму перед мостом, так плотно окутаннымтуманом, что, оказавшись на нем, автомобили словно растворялись в пространстве.

– Вы хотите поговорить со мной? – спросила она, неповорачивая головы и провожая взглядом исчезающие в тумане машины. Потомвытащила из куртки долларовую бумажку и подала дежурному смотрителю. – Вамнеобходимо поделиться своими ощущениями?

Майкл вздохнул. Рассказать о том, что с ним творится, задачаневыполнимая. Но если он начнет, то уже не сможет остановиться – вот это самоескверное.

– Мои руки… вы знаете… Дотрагиваясь до предметов, явижу разные образы, но эти видения…

– Расскажите мне о них.

– Я знаю, о чем вы думаете. Вы ведь врач. И выполагаете, что это временное нарушение деятельности долей головного мозга иликакая-нибудь еще ерунда в том же роде.

– Нет, я думаю совсем о другом.

Она поехала быстрее. Впереди из тумана выросли уродливыеочертания тяжелого фургона. Его задние огни сияли, как маяки. Доктор Мэйфейрудачно пристроилась к нему в хвост и сбросила скорость до пятидесяти пяти миль,чтобы двигаться с ним в одинаковом темпе.

Тремя глотками Майкл торопливо допил остатки пива, запихнулпустую банку в мешок и снял одну из перчаток. Машина миновала мост, и, как этообычно бывает, туман таинственным образом испарился. Майкла поразило ясноесветлое небо. По мере того как они поднимались на Вальдо-грейд, окрестныетемные холмы вставали вокруг, словно невидимые плечи выталкивали их из земли.

Бросив взгляд на свою противно влажную и сморщенную руку,Майкл принялся растирать пальцы, испытывая при этом странно приятное ощущение.

Они ехали со скоростью шестьдесят миль в час. Майклпотянулся к ее руке, без всякого напряжения лежавшей на рукоятке переключенияскоростей.

Доктор Мэйфейр не протестовала – лишь бросила быстрый взглядна Майкла и вновь сосредоточилась на дороге, поскольку машина подъезжала ктуннелю. Потом, чуть приподняв руку, она прижала большой палец к его обнаженнойладони.

Майкла окутали нежные шепоты, перед глазами всерасплывалось. Тело женщины как будто распалось и окружило его вихревым облакомиз мельчайших частиц. Роуан… Майкл вдруг испугался, что машина вот-вот вылетитв кювет. Но это были не ее, а его ощущения. Он чувствовал ее теплую влажнуюруку, гулкое биение пульса и находился в самой сердцевине всеобъемлющейнеземной близости, захлестнувшей его целиком. Эротическое возбуждение былонастолько сильным, что не поддавалось никакому контролю.

Вспыхнувшее видение все стерло… Он очутился в кухне – вультрасовременной кухне, заполненной всевозможными сверкающими бытовымиустройствами и приспособлениями. А на полу лежал умирающий мужчина. Спор,крики… но было еще что-то… нечто произошедшее раньше. Отрезки временискользили, сменяя друг друга и сталкиваясь между собой. Майкл находился в самомцентре пространства, не имевшего ни верха, ни низа, ни левой или правой стороны…Роуан со стетоскопом стоит на коленях возле умирающего… Ненавижу! Она закрываетмужчине глаза и откладывает в сторону стетоскоп, не в силах поверить своемусчастью: он умирает.

Видение исчезло… Машина ехала медленнее. Роуан резкимдвижением высвободила руку.

Их поездка напоминала ему катание на коньках: бесконечныеповороты направо, направо и снова направо, но это не имело значения. Опасность,грозившая им, была не более чем иллюзией. Теперь – как это бывало всегда послеподобных видений – ему открылись факты. Точнее, ощущение было таким, словно онивсегда присутствовали в его памяти – подобно его собственному адресу, номерутелефона и дате рождения.

Тот человек был приемным отцом Роуан, которого онапрезирала, ибо боялась, что похожа на него – такая же безапелляционнорешительная, равнодушная и жестокая. Всю свою жизнь она стремилась избежатьэтого сходства, не стать такой же, как он, и старалась во всем брать пример сприемной матери – доброжелательной, зачастую сентиментальной, с большим чувствомвкуса женщины, которую все любили, но никто не уважал.

– Ну, и что же вы видели? – спросила Роуан.