– Даже не будучи суеверным… – пробормотал бедняга Патар, глубоко взволнованный недавними криками и страхами Бабетты.

– Господин непременный секретарь, я, как вы сами только что слышали от моей сумасшедшей экономки, беседовал с господином д’Ольнэ накануне его смерти на этом вот самом месте. Могу вам заявить со всей откровенностью, что он очень тяжело переживал несвоевременную кончину господина Мортимара, случившуюся вскоре после угроз этого Элифаса. У господина д’Ольнэ было больное сердце, поэтому, когда он сам, как и Жан Мортимар, получил нелепое письмо, сочиненное, конечно же, каким-то мрачным шутником, он наверняка испытал мощное потрясение, хоть и скрыл его за показной храбростью. А при закупорке сосудов, знаете ли…

Г-н Патар встал. Грудь его расширилась, набирая воздух, и он испустил один из тех вздохов, которые возвращают жизнь ныряльщику, непомерно долго находившемуся под водой.

– Ах, господин Мартен Латуш! – воскликнул он. – Какое облегчение слышать эти слова! Не буду скрывать от вас, что после всех жутких историй вашей Бабетты я и сам начал сомневаться в прописных истинах, которые должны быть очевидны любому здравомыслящему человеку.

– Ну да! – добродушно усмехнулся Мартен Латуш. – Очень хорошо себе представляю – «игрецы»! Дело Фюальдеса. Мои встречи с господами Мортимаром и д’Ольнэ… их скоропостижная смерть… ужасные слова, произнесенные в таинственном маленьком кабинете, – и готово!

– Да-да! Все так и было, – подхватил г-н Ипполит Патар. – Я уж не знал, что и думать!

Тут Мартен Латуш схватил г-на непременного секретаря за руки в порыве внезапного доверия и дружбы.

– Господин непременный секретарь! Я умоляю вас лично посетить мой таинственный маленький кабинет. – Он улыбнулся и продолжил: – Я хочу, чтобы вы узнали все мои тайны… хочу доверить их вам. Ведь вы такой же старый холостяк, как и я… Вы меня поймете! А поняв, простите, а простив – улыбнетесь! – И Мартен Латуш, открыв дверь особым ключиком, с которым, по его же словам, никогда не расставался, ввел г-на непременного секретаря в таинственный маленький кабинет. – Вот она, моя пещера! – крикнул славный малый, захлопнув за собой дверь.

Они оказались в тесной каморке размером лишь в несколько квадратных метров. Ее окно было распахнуто, а на паркетном полу валялись в великом беспорядке перевернутое кресло, стол, бумаги и множество более мелких предметов. На маленьком пианино горела лампа, освещая развешанные по стенам весьма причудливые музыкальные инструменты. Г-н Ипполит Патар, оказавшись среди этих древностей, вытаращил глаза от изумления.

Что касается Мартена Латуша, то он, заперев дверь на ключ, быстро подошел к окну, выглянул наружу, потом закрыл и его.

– Похоже, он опять ушел! – вздохнул он. – Понял, наверное, что сегодня снова не получится. Признаться, он мне надоел, хотя меня трудно вывести из себя.

– О ком вы говорите? – встревожился успокоившийся было г-н Ипполит Патар.

– Да об «игреце», разумеется! Так его окрестила моя Бабетта. – Он спокойно поставил стол и кресло на ножки, потом улыбнулся г-ну непременному секретарю, чуть прищурив свои добрые глаза, и добавил вполголоса: – Видите ли, господин непременный секретарь, только здесь я по-настоящему чувствую себя дома! Здесь нет такого строгого порядка, как в других комнатах, но зато нога Бабетты ни разу сюда не ступала! Именно тут я прячу от нее свои музыкальные инструменты, всю мою коллекцию! О, стоит ей только пронюхать об этом, и она все тотчас бросит в огонь! Да-да! В огонь! И мою старинную северную лиру[28], и менестрелеву арфу[29], которая датируется, ни много ни мало, пятнадцатым веком! А мой набулон[30]! А мой псалтерион[31]! А моя гитерна[32]! Ах, господин непременный секретарь, вы видели мою гитерну? Взгляните же! А мой архилют[33]! А мою теорбу[34]? И все это – в огонь! В огонь! А мою мандору[35]? Вы видите мою гитерну? Знайте же: это самая древняя предшественница гитары. Вот! А Бабетта все это бросит в огонь! Да-да, сожжет, точно вам говорю! Ах! Ну почему она так не любит музыку?!

Мартен Латуш испустил вздох, едва не разорвавший сердце г-на Ипполита Патара.

– И все это, – продолжал старый меломан, – все это из-за того, что она с детства наслушалась всяких вздорных историй про Хромушу и Фюальдеса. Мы ведь с ней оба из Родеза, а там в дни нашей юности ни о чем другом и не говорили… Все про «игрецов», которые крутили свою музыку, пока убивали того беднягу! Так вот, Бабетта, господин непременный секретарь, с тех пор видеть спокойно не может музыкальный инструмент. Вы даже не представляете, каких уловок мне стоило доставить сюда все эти сокровища. Вот, полюбуйтесь! И как раз сейчас мне представился случай купить шарманку. Это только так называется – шарманка, а на самом деле это один из самых древних инструментов такого рода, настоящий орган! И ведь какая была удача – наткнуться на нее! Бедный малый, который молол на ней свои песенки, даже не подозревал, какая драгоценность у него в руках. Я встретил его на набережной возле Нового моста как-то вечером, часов около четырех. Малый попросил за нее сущие гроши, нищим и то больше подают… Но я порядочный человек, сударь, я предложил пятьсот франков за его старый ящик. Мы сразу ударили по рукам, вы же понимаете! Пятьсот франков! Для него это целое состояние! Для меня, впрочем, тоже. Я ведь вовсе не хотел обворовывать его, поэтому просто предложил все, что у меня было. Так что сейчас я, к слову сказать, почти законный владелец инструмента. Но нелепость моего положения в том, что я никак не вступлю во владение своей же собственностью! Разумеется, окончательно рассчитаться мы сможем лишь при условии, что Бабетта ни о чем не узнает. И ведь надо же! Прямо злой рок какой-то – она вечно торчит здесь, стоит ему прийти! То во дворе с ним столкнется, то на лестнице – всякий раз, когда мы думаем, что она ушла куда-нибудь. Она на беднягу настоящую охоту устроила! Еще слава богу, что малый достаточно проворен… Нынче вечером мы договорились, что, как только Бабетта ляжет спать, я втащу инструмент на веревке через окно прямо в маленький кабинет. И я уже залез на стол, чтобы спустить веревку, как тут… – вот незадача! – стол перевернулся, а затем и вы оба подоспели, крича, что меня убивают. Ну до чего же вы были забавны, господин непременный секретарь, с этим вашим зонтиком и каминными щипцами! Вид у вас был, конечно, весьма воинственный, но и комичный, тем не менее!