Бесчисленная орда гигантов с пудовыми кулаками могла в считаные мгновения разнести в пух и прах даже танковую бригаду, не говоря о пехотной дивизии. Я прикинул соотношение наших и блюстительских сил и ощутил себя мышкой, угодившей в выключенную промышленную мясорубку. Стоило Держателю нажать кнопку, и не успеем мы пикнуть, как от нас мокрого места не останется. Рип отказался посвящать меня в свои планы, но какую бы стратегию он ни разработал, я уже сейчас мог твердо заявить, что она обречена на провал. При таком преимуществе врага глупо уповать не только на победу, но и на достойный проигрыш. Это будет не бой, не бойня и даже не мелкое недоразумение, поскольку недоразумением в Ядре считалось событие типа гибели Вселенной. Неизвестно, на что надеялся адаптер, но мне его надежды казались теперь абсолютно беспочвенными.

Открывшееся нам по выходу из тоннеля зрелище повергло в трепет даже Рипа, что впервые взирал на это место в ракурсе земной реальности. Адаптер, который до этого шагал вперед без остановок, решил-таки ненадолго задержаться и оглядеться. После чего, не сказав ни слова, поманил нас за собой и направился к Оси. Мы последовали за ним, подавленные жуткой атмосферой «арены» и ошеломленные количеством окруживших нас мордоворотов.

Нам было известно, что гвардейцы Пупа – искусственные существа; нечто вроде киборгов, созданных с единственной целью – карать врагов Держателя. По идее, стоявших в нишах блюстителей можно было считать барельефом, что придавал этим унылым стенам более-менее эстетический облик. Мутные немигающие глаза гвардейцев почти не отличались от глаз каменных статуй и смотрели строго перед собой. Однако нам все равно чудилось, что трибуны заполнены живыми людьми, которые, затаив дыхание, наблюдают за каждым нашим шагом и готовятся вот-вот взорваться криками радости или неодобрения.

Все это, конечно, являлось иллюзией. Но какими бы мертвыми ни были взгляды блюстителей, мы находились под постоянным прицелом миллиона пар глаз – ощущение, мягко говоря, скверное. Даже Леночка, которой было не привыкать к публичному вниманию, ежилась и озиралась, не в силах совладать с волнением. Мне же казалось, что взгляды блюстителей, в противовес Источнику, излучали некую негативную энергию, и от нее воздух «арены» был наэлектризован, словно перед грозой. Хотя, скорее всего, волосы у меня на голове шевелились не по этой причине, а из-за банального страха.

По меркам Трудного Мира, парк вокруг Оси выглядел посредственно. Но все равно увидеть здесь кусочек земной природы было равносильно подарку судьбы. Десяток квадратных километров холмов, лужаек и рощиц пересекала самая настоящая речушка, протекающая у подножия стелы. В отличие от царившей в Карантинной Зоне осени, на сей раз Концептор выбрал для нас летнюю «палитру» все так же нашего климатического пояса. Впечатление портило только окружающее парк кольцо гигантских стен, но их, скрепя сердце, можно было посчитать за горы.

Серебристая громада Оси возвышалась на другом берегу речушки. Откуда она вытекала и куда впадала? Очевидно, появлялась из какого-нибудь тоннеля в стене и в таком же тоннеле исчезала. Но назвать речушку бутафорской было нельзя. Ее прозрачные воды выглядели глубокими, а течение – бурным. Благо неподалеку находился бревенчатый мостик без перил. Он будто сошел с пасторальной картинки, какие обожают вешать на кухнях некоторые домохозяйки, и, поскольку путь наш вел на противоположный берег, миновать мостик мы не могли ни в коем случае.

Шли быстро, не отвлекаясь на разговоры и ограничиваясь лишь беглым осмотром скромных парковых красот. Правда, при переправе через речку я задержался и зачерпнул горсть воды – кто знает, доведется ли еще испить ее в этой жизни. Вода оказалась прохладная, но совершенно безвкусная. Это меня несколько разочаровало и опять напомнило, что все увиденное нами в этом путешествии – фикция. Земная реальность закончилась для нас в тот момент, когда подстреленного мной в поезде Рипа вышвырнуло обратно в Ядро и Трудный Мир исчез. Все, что случилось после, было лишь грезами наяву, и только…

Наличие здесь бревенчатого мостика не вызвало у меня особого удивления. А вот притулившаяся к Оси маленькая и тоже срубленная из бревен избушка явилась для всех нас несомненным сюрпризом. Не различимая до этого из-за деревьев, она возникла перед нами настолько неожиданно, что, завидев ее, мы тут же встали как вкопанные.

Помимо блюстителей, в парке нам не встретилось ни одного чемпиона. Из чего следовало, что это место всецело принадлежало лишь одному обитателю Ядра – Держателю. Не высмотрев по пути царских хором и дворцов, я решил было, что Пуп проживает непосредственно в Оси. Но, обнаружив возле нее этот милый шедевр деревянного зодчества, я понял, что, скорее всего, заблуждаюсь. Избушка не была сараем или иной хозяйственной пристройкой. Мы наткнулись именно на жилой домик, пусть тесноватый, но вполне пригодный для проживания одного человека. Чистенькое крылечко, окна с резными наличниками, фигурный конек на двускатной крыше… Так и хотелось подойти к дверям, постучать и сказать: «Эй, кто в теремочке живет, кто в невысоком живет?»

– Стоит терем-теремок, он не низок, не высок, – будто прочтя мои мысли, проговорил дядя Пантелей и полюбопытствовал у Рипа: – Уважаемый, нам сюда?

– Погодите, сейчас выясним, – ответил адаптер и осмотрелся.

Слева от нас протекала речка, справа зеленела рощица, сразу за домиком, впритык к его задней стене, высилась Ось, а вокруг, кроме нашей компании, по-прежнему не было ни души. В мягком травяном ковре виднелась лишь одна тропка – та, которую мы протоптали сюда от мостика. И все-таки избушка не казалась необитаемой. От нее, как и от зловещих стен периметра, тоже исходила незримая энергетика, но уже позитивного свойства. Если стены одним своим видом гнали нас прочь, то теремок, наоборот, притягивал к себе, как жаркий камин – продрогшего на морозе путника.

– Зайдем, – решился наконец Рип, после чего уверенной походкой направился к крыльцу.

– Только не забудь постучаться. Мы хоть и из дремучей глубинки, а все же люди культурные, – напутствовал его прапорщик, видимо запамятовав, что чемпиону, в отличие от нас, все равно не проникнуть без спросу в закрытую дверь.

Однако извещать хозяев о нашем появлении не пришлось. Едва адаптер приблизился к крыльцу, как дверь издала негромкий – прямо-таки по земному душевный – скрип и медленно отворилась. Рип на миг замешкался, а потом обернулся и молча поманил нас за собой внутрь…

Изнутри теремок был куда вместительнее, нежели казался снаружи, что вовсе не являлось обманом зрения. Завались мы гурьбой в ту избушку, какую только что наблюдали перед собой, и в ней непременно стало бы очень тесно. Однако, переступив порог гостеприимно распахнувшейся двери, мы с удивлением обнаружили, что угодили в довольно просторную светлицу без потолка. Она же была и единственной комнатой в доме.

Ее убранство выглядело слишком скромно: деревянное кресло с высокой спинкой в том углу, где по русской традиции было принято вешать образа, и низкие лавки вдоль стен. Зато комната сияла чистотой, а все деревянные поверхности ласкали взор гладкостью шлифовки, настолько идеальной, что никакая дополнительная полировка им уже не требовалась. Половицы, что при таком скоплении топчущего их народа начали бы пружинить и поскрипывать, тем не менее продолжали сохранять непоколебимость, словно пол был сделан из выкрашенного под доски камня. В теремке пахло бодрящим смолистым духом, а дышалось легко и непринужденно. Для полного счастья не хватало только печки-каменки, ушатов с водой да березовых веников, при наличии коих можно было бы устроить здесь шикарную баньку.