Дядя Пантелей в отчаянии схватился за голову, но воспринял горестное известие стоически, не проронив ни единого слова. Веснушкина тихонько заплакала, уткнувшись Паше в плечо, а он, обняв подругу, нахмурился и растерянно уставился в пол, не зная, что и сказать. Охрипыч стукнул себя кулаком по коленке и выразительно зашевелил губами, едва сдерживаясь от того, чтобы не начать браниться в полный голос. В отличие от прапорщика Агата дала-таки волю словам, правда ограничившись лишь безобидным «Вот тебе, бабка, и Юрьев день!».

Я в сердцах стиснул кулаки и покосился на Рипа: не пора ли, братец, переходить к экстренным мерам, о которых ты давеча заикался? Но Рип, если о нем можно было так сказать, продолжал сохранять хорошую мину при плохой игре и даже намеком не выказал своего разочарования. Впрочем, меня сей факт не утешил. Безликий лицемер мог в любой момент расторгнуть партнерство и взяться играть сольную партию, в которой секстет шатунов окажется не у дел.

– А теперь я готов выслушать тебя, Рип, – продолжил хозяин после того, как пронаблюдал за нашей в целом сдержанной реакцией на печальные новости. – Ты хочешь мне что-нибудь сказать, прежде чем я объявлю свое решение о вашей дальнейшей судьбе?

– Благодарю, Держатель. Ты поступаешь в высшей степени милосердно, – начал Рип верноподданническим тоном. Я насторожился, пытаясь определить, искренен он или намеренно усыпляет бдительность Пупа перед тем, как нанести ему удар исподтишка. – Пантелей говорил и от моего имени, поэтому не стану повторяться и вновь просить тебя о том, на что ты уже дал окончательный ответ. Также не посмею оспаривать твою волю, Держатель. Принятое тобой решение продиктовано заботой о гармонии Ядра, которую мы, конечно же, больше нарушать не намерены. Однако я желал бы оставить за собой право высказать мою просьбу после того, как ты огласишь приговор.

– Хочешь узнать, что тебя ждет, и попробовать выторговать у меня поблажку? – осведомился Пуп.

– Уверяю, Держатель: только самую маленькую поблажку. Такую, которая ни в коей мере не заставит тебя жалеть о том, что ты мне ее предоставил, – поспешил заверить его Рип.

– Мудак! – процедила под нос Банкирша. Я положил ей руку на колено: дескать, помалкивай и не забывай, что не следует делать о компаньоне скоропалительных выводов. Если Держатель являлся для нас Богом, то Рипа можно было, без сомнений, считать эдемским Змеем, чьей хитрости вполне хватит на то, чтобы спутать божественные планы. Доверял я или нет библейским легендам, это уже другой вопрос, но прецедент аналогичного коварства в истории человечества имелся. Напрягало лишь одно: в отличие от земного Бога, здешний вседержитель страдал паранойей и мог пристукнуть Змея из-за малейшего подозрения еще до того, как он раскроет свою ядовитую пасть.

– Хорошо, давай поглядим, Рип, что ты понимаешь под маленькой просьбой, – не без интереса заметил Пуп. – Но предупреждаю: если она даже ненамного покажется мне дерзкой, я могу и ужесточить твой приговор. Итак, вы готовы?

– Готовы, Держатель! – моментально откликнулся адаптер. Я заметил, что перед тем, как ответить, горбун ухватил Охрипыча сзади за ремень и силой удержал на скамье собравшегося было возмутиться прапорщика. Я полагал, что переполненный праведным гневом Хриплый этого так не оставит и учинит бучу, но, как ни странно, он промолчал. Хотя побагровел так, что, останься у Агаты сигарета, Банкирша, наверное, могла бы прикурить ее от прапорщицкой щеки.

– Что ж, да свершится справедливость, – провозгласил Держатель, после чего приступил к Высшему Суду над остатками растерявшего все надежды человечества…

Если сравнить вынесенный Пупом вердикт с теми приговорами, какие мы уже получили в Ядре, то держательский, бесспорно, выглядел самым гуманным. Еще бы, ведь милостью патриарха «всея Вселенной» нам было отменено как Катапультирование, так и заменившее его впоследствии Бессрочное Гашение! За время нашего блуждания по миру чемпионов мы успели собрать весь букет местных судимостей и в итоге добились пусть не амнистии, но изрядного послабления наказания. Казалось, как тут не обрадоваться преступникам, апелляция которых в высшую судебную инстанцию избавила их от неминуемого расстрела, смягченного до пожизненной ссылки? Но, увы, никто из нас не аплодировал этому, на сей раз окончательному решению суда и не кричал в чувствах: «Да здравствует суд Держателя, самый гуманный суд во Вселенной!»

А вы бы обрадовались, когда вас поместили бы в иную реальность, пусть даже, согласно заверениям Пупа, живущую по законам, близким к законам Трудного Мира? Но «близким» – это, опять же, по стандартам Держателя. Когда Агата, набравшись смелости, поинтересовалась у него, на скольких конечностях нам теперь предстоит ходить и чем придется дышать (про табачные лавки Банкирша и не заикалась), Пуп ответил, что подобных ограничений в том мире нет. Зато есть расположенный прямо в космическом пространстве огромный океан – этакая «капля» размерами со звезду Бетельгейзе, – в котором обитают смертные существа, очень похожие анатомией на земных кальмаров. Они и являются в том океане доминирующей разумной формой жизни, сиречь, перевоплощением угодивших в эту Проекцию шатунов. Пищи у них предостаточно, а единственным существующим в цивилизации головоногих серьезным ограничением (кроме, разумеется, эмбарго на бессмертие) служит поиск партнеров для размножения.

Услыхав об этой условности, я слегка взбодрился: тоже мне ограничение – в нашем случае это скорее награда, чем повод кусать себе локти… вернее, щупальца. Однако не все оказалось так просто. Загвоздка состояла в том, что кальмары размножались по двадцатиполой системе, поэтому для совершения полового акта им требовалось собраться довольно большим и непременно дружным коллективом. И без того абсурдную ситуацию осложняло то, что вопрос продления рода нельзя было решить простым консолидированием двух десятков подходящих по половым признакам особей. Немаловажную роль в этом деле играл их возраст, а также иные анкетные данные, что обязаны были удовлетворять каждого участника сей вычурной любовной игры. Не говоря об учете природных факторов, какие могли в нужное время благоприятствовать вступлению в брачный союз одним кальмарам и абсолютно не подходить для других. Поэтому неудивительно, что некоторые из них совокуплялись лишь однажды в жизни, а некоторым это счастье не улыбалось вовсе. Ну и какой мир после этого мы должны были называть Трудным?

– Японский городовой! – чуть ли не взвыл прапорщик, узнав нюансы нашей будущей кальмарской жизни. – А я еще на жену обижался, когда она мне свою обычную песню заводила: мол, устала, голова болит, дети еще не уснули!.. Спасибо, хоть заранее предупредили: ни за что теперь не женюсь в этом рыбьем царстве! Лучше до смерти холостяком проплавать, чем всю жизнь убалтывать девятнадцать жен, а в итоге так и подохнуть девственником.

– Или до старости лебезить перед толпой капризных самцов с раздутым самомнением и атрофированным либидо, – добавила Банкирша, рассмотрев ситуацию с полярной точки зрения. – Нет уж, увольте! Уйду в отшельницы и залягу на дно.

– Эта планета – большая капля воды. У нее нет дна, – не поднимая глаз, пробормотал Тумаков. Даже глубокая депрессия, в какой пребывал студент вместе с подругой, не мешала Паше прагматично глядеть на уготованный нам новый мир.