Энни улыбнулась и посмотрела в окно. Розовая полоса прорезала облака на горизонте. Начинало темнеть.

— Хочешь сегодня выпить?

— Надо бы с делами окончательно разделаться, но пиво не помешает. Тебе продадут, если ты не против прогуляться.

Я согласился пойти и уже предвкушал прогулку, виски в баре, звяканье бутылок в сумке на обратном пути. И самое лучшее — что я выпью их с ней. Я взял пальто, пошел по тропинке вдоль канала и уже через пятнадцать минут был в пабе. Бармен обслужил меня не так охотно, как накануне. С готовностью упаковал несколько бутылок, но все время изучающе на меня поглядывал.

— Прекрасная девушка. Будем скучать по ней и по ее маме, конечно.

Я кивнул.

— Вы родственник? — продолжал он.

— Просто друг. Помогаю с вещами.

Он кивнул:

— Челюсть ваша ужасно выглядит…

— Бывает. — Я попытался улыбнуться.

Отдавая сдачу, бармен наклонился ко мне и доверительно произнес:

— Вчера, уже после вашего ухода, один посетитель спрашивал про вас…

— Какой посетитель?

— Крупный такой. С багровой физиономией, но мирный. Спросил, знаю ли я побитого чувака, который приходил с Энни.

— По имени ее назвал? — переспросил я.

Бармен кивнул.

— А кем представился?

— Тоже другом. — Он многозначительно на меня посмотрел. — Только друзья так не выглядят.

На улице я поискал глазами матово-черный «мерседес», но не заметил ничего и никого подозрительного. Потом направился обратно к дому, подавляя порыв позвонить. Спустя несколько минут не выдержал и набрал номер. Автоответчик.

Я нажал «отбой» и набрал эсэмэску с как можно более нейтральным текстом: «Уже иду. Все хорошо?»

Энни не ответила. Подойдя к дому, я ринулся в кабинет, где ее оставил. Никого. Я позвал ее, но голос отдался эхом. Я обходил комнату за комнатой, распахивал двери, не обращая внимания на звон в ушах.

Энни стояла у раковины на кухне.

— Черт! — Она вздрогнула, прижав руку к груди, потом вгляделась мне в лицо. — Все нормально?

Я кивнул, чувствуя покалывание в онемевших ногах.

Она посмотрела на мои пустые руки:

— А где пиво?

Энни ушла спать, а я, выждав час, встал как можно тише и бесшумно спустился по лестнице. Взял бутылку виски из упаковки и вышел в ночь. Никаких фонарей на много миль вокруг. Я постоял, у крыльца, пока глаза не привыкли к темноте.

Потом обошел вокруг дома, заброшенных конюшен и теплиц. Не заметив и не услышав ничего необычного, вернулся во двор.

Рядом с фургоном стояла моя машина. Я забрался внутрь.

От холодного воздуха ломило в груди. Я согревался виски и смотрел на дорогу, пока в небе не появился проблеск света. Ложный рассвет. Потом вернулся в дом и проспал часа два. Проснулся оттого, что Энни ходила по дому, и спустился к ней на кухню. Она варила кофе и обернулась ко мне с кружкой в руках:

— Ты, кажется, выходил ночью.

— Проверял кое-что.

— Тебя долго не было. Все еще спишь на заднем сиденье?

— Типа того.

Она наклонила голову набок:

— А я думала, убегаешь от меня…

Я взял протянутую кружку и постарался сделать вид, что даже не помышлял об отъезде.

Фургон загружен, дом заперт. Мы переглянулись.

— Наверное, лучше мне поехать на этой громадине. — Я кивнул на фургон.

Энни позабавили мои слова.

— Это все равно что пустить круизный теплоход вон по тому каналу…

— Ну все, без работы не останусь.

— Я уже тысячу раз на нем ездила. Но не прочь посмотреть, как ты справишься, — продолжала подшучивать Энни.

— Поедешь следом?

Она кивнула. Я забрался в фургон, отрегулировал сиденье и зеркала под свой рост. Краем глаза уловил, что она делает то же самое в моей машине. На меня накатил страх. Это ведь за моей машиной следил тот человек от самого города, и продолжит следить, если снова нас найдет. Я вылез из фургона и пошел к Энни, пока она не успела тронуться с места.

— Меняем план, — сказал я, открывая дверцу. — Ты права, я сглупил.

Я отдал ей ключи.

— Трусишка. — Она пожала плечами, вышла из машины, забралась в фургон и нажала на стартер.

Мотор заработал со второй попытки; из выхлопной трубы вырвался густой дым. Энни аккуратно направила фургон по холму к съезду, который вел к главной дороге. Зажглись тормозные фонари, и фургон исчез из виду. Я двинулся следом. С холма увидел, что Энни едет слишком быстро, хотя тормозные фонари все еще горят.

Она приближалась к опасному повороту.

Я нажал на тормоза.

Безрезультатно.

Фургон вильнул влево, к насыпи, потом резко покатил направо, сквозь деревья. И бесследно исчез.

За тишиной последовал хруст древесины, затем три глухих удара — быстро, один за другим. Железная громадина весом в три с половиной тонны катилась с холма. Подскочила в воздухе и с душераздирающим лязгом рухнула в канал и ударилась о дно.

Энни сманеврировала, чтобы уйти от столкновения с матово-черным «мерседесом», поставленным поперек дороги.

Я рванул ручник на себя и, тяжело дыша, затормозил полутора метрах от него.

Не успел я сдернуть ремень безопасности, как из «мерседеса» вышел водитель с пистолетом. Крупный, багроволицый, лысый. Бармен был прав: друзья так не выглядят.

Я выставил поднятые руки в окно. Он захлопнул дверцу «мерседеса» и направился ко мне. Как только он оказался между машинами, я снял свою с ручника и вжал педаль газа в пол.

Резко подал вперед и впечатал водителя в бок «мерседеса».

Зажатый до пояса, он навалился мне на капот, выронил пистолет и изумленно уставился на меня через лобовое стекло.

Я заглушил мотор и вылез из машины.

Незнакомец потянулся к пистолету, но я перехватил его руку и надавил на костяшки пальцев с такой силой, что они захрустели, ломаясь. Две пули ушли в небо, прежде чем я отобрал пистолет и отшвырнул его подальше.

— Ты что за хрен? — рявкнул я, забыв про челюсть.

Он равнодушно смотрел на меня, а его лицо стремительно бледнело.

— С утра до полдня и с полдня до заката, как звезда безумная…

Он сунул руку в карман, но я врезал ему по носу ребром ладони и вырвал у него телефон.