Проблема грузинской безработицы связана с тем, что наша экономика в советское время была искусственной. Потом был очень глубокий спад, который сопровождался уничтожением экономики. Восстановительный рост в силу искусственности и этого разрушения был невозможен. Условно говоря, у вас есть «Запорожсталь», который в силу макроэкономических причин начинает хуже работать, меньше экспортировать. Потом начинается подъем – цены на commodities растут, он вжик – запускается, и вам не нужно инвестировать в строительство нового комбината. Какие-то инвестиции, конечно, нужны, но не очень большие – и это восстановительный рост. А если вы во время кризиса еще взяли его и разрушили – просто так от балды, или если то, что он до этого выпускал, полностью утратило конкурентоспособность… Если у вас большие мартеновские печи, работающие на мазуте высокого качества, как у нас на Руставском комбинате, – то, конечно, у вас двойная проблема. Часть мощностей просто исчезла, а часть есть, но они в принципе не могут ничего производить.

ВФ: Тоже по сути исчезла.

КБ: Хороший пример – завод РАФ в Латвии. Или старые шахтерские города – город есть, а руды нет.

Грузия попала в этот капкан высокой безработицы. Притом что значительная часть рабочей силы выехала за пределы страны – от 300 тысяч до миллиона. У нас вся рабочая сила – два миллиона, из них 300 тысяч безработных. Если добавить к ним, скажем, полмиллиона выехавших, то из двух с половиной миллионов трудоспособных 800 тысяч было бы безработными. И 15 % – высокая безработица, а 30 % – это катастрофа. Это структурная проблема, и простых способов ее решения нет.

Рост экономики? Очень хорошо. Новые цивильные рабочие места. Вот, например, эту гостиницу построили. Инвестиции, думаю, под 30 миллионов долларов. Сколько тут народу работает?

ВФ: Человек сто.

КБ: Даже если триста. 30 миллионов – это значит, что одно рабочее место обошлось в 100 тысяч долларов. А если одно место стоит 300 тысяч? Тогда миллиард долларов создаст 3 тысячи рабочих мест. А у нас 300 тысяч безработных.

ВФ: «Всего-то» нужно 100 миллиардов долларов.

КБ: При очень хорошей экономической политике Грузия может получить 100 миллиардов за 50 лет. Правда, параллельно с этой гостиницей возникли попутные бизнесы, более дешевые в создании. Кто-то подвозит, кто-то увозит.

ВФ: Хорошо: одно рабочее место – 50 тысяч долларов.

КБ: Даже если 50 тысяч – для этого нужно привлекать в течение 10 лет по 1,5 миллиарда долларов. Но есть же еще деревня с огромной неэффективностью. Например, в Японии – японскую статистику я лучше знаю – за 60 лет численность занятых в сельском хозяйстве уменьшилась с 50 до 4 %. То есть снижалась на 0,5 процентных пункта в год[81]. У нас в деревне около миллиона рабочих мест, 0,5 % – это 5 тысяч, при этом, скорее всего, у нас деревенская занятость будет снижаться быстрее, чем в Японии.

ВФ: Китай на протяжении трех десятилетий растет очень быстрыми темпами – за счет урбанизации.

КБ: Какова причинно-следственная связь? Урбанизация – это результат.

ВФ: Результат экспортно ориентированной модели роста, которая оттягивает из деревни избыточную рабочую силу…

КБ: Ну эту же модель никто не придумал – просто так вышло. «Вот мы сейчас такие законы примем, что у нас экономика будет экспортно ориентированной». Не было такого. Наоборот, для цивилизованного экспорта в Китае не самое благоприятное законодательство, тяжело НДС возвращать. А что еще делать 1360 миллионам человек? Экспортировать, экспортировать и экспортировать.

Я как раз вчера делал доклад – про ограничения, которые есть у Грузии. Если деревня будет генерировать 10 тысяч безработных каждый год (а это очень низкая скорость), то вам нужно создавать дополнительные рабочие места с учетом этого.

ВФ: Вы имеете в виду, что они будут переезжать в города?

КБ: В Японии смены места жительства не произошло, изменилось место работы. Живет в деревне – работает в городе. Переезд рабочего места, а не места проживания. Как и в Европе собственно: там много маленьких городков…

И если 2 миллиарда инвестиций создают 40 тысяч рабочих мест, из которых 10 тысяч поглотит деревня, то получается, что проблема безработицы – на десятки лет. Причем 2 миллиарда было при 12-процентном росте – в 2006-м, 2007-м и первой половине 2008-го, до войны. Мы входили в первую тройку стран с самым высоким притоком инвестиций на душу населения.

VIP-зал аэропорта Борисполь 8 июля 2014 года

Бендукидзе летел из Цюриха в Тбилиси с пересадкой в Борисполе. Мое предложение – поговорить о прошлом в сослагательном наклонении – не показалось ему странным.

Человек практики, Каха относился к ошибкам как к неизбежному побочному продукту любой энергичной деятельности. Исповедуемый им принцип политической борьбы «огнем, штыком и прикладом» был заимствован из наставлений по стрелковому делу («Автомат Калашникова предназначен для поражения живой силы противника огнем, штыком и прикладом»). Он не боялся быть тенденциозным, предвзятым, «неспортивным».

Макиавеллизм? Пожалуй. С тем только уточнением, что, как и Бендукидзе, Макиавелли был республиканцем и патриотом, а не циничным чудовищем, каким его изображали клерикалы и абсолютисты (основными врагами Кахи были левые и так называемые центристы – беспринципные и бесхребетные любители не искусства в себе, а себя в искусстве).

Владимир Федорин: Предлагаю поговорить об ошибках – в широком смысле слова. Не только о действиях, но и о мыслях, которые к этим действиям привели и о которых сегодня остается только жалеть.

Давайте еще раз вернемся в ваше коммунистическое прошлое. На четвертом курсе вы стали кандидатом в члены партии. По убеждению или чтобы легче в аспирантуру было поступать?

Каха Бендукидзе: И то, и то. Не я один разделял в таком возрасте коммунистические идеалы. Разумеется, очищенные от конкретных форм, секретарей райкомов и так далее.

Я не скрывал и других резонов. Друзьям, которые меня отговаривали от вступления в партию, я отвечал, что хочу, чтобы ничто не мешало мне заниматься наукой. Ни я, ни кто другой не представлял себе иной, не советской жизни, и членство в партии выглядело необходимым условием успеха.

ВФ: Отец у вас был партийный?

КБ: И отец, и мать. Мать долго не вступала, но потом заболела сестра, и мать решила, что ничто не должно помешать в случае, если она решит вывезти ее для лечения за рубеж. Такие у нее были соображения, довольно циничные.

Отец, думаю, в молодости верил, да и в старости… Поскольку он математик, то ему должна была быть близка идея, что если все правильно рассчитать и все правильно сделать, то получится хорошо.