— Ваше Величество, люди устали и изголодали, их силы истощены, — бросается мне на встречу декоратор с лампой в руке. — Художникам нужен отдых.

— Искусство ревниво, — отмахиваюсь от назойливого служителя и решительно продолжаю путь. — Оно требует всецелой отдачи. Вели магам Нарцины закончить следующий коридор к исходу недели. Я сам проверю результат.

— Да, Ваше Величество.

Мастер кисти низко кланяется, но чувств не выдает. У губ его собрались две складки: одна вверх, другая вниз, что говорит об умении и радоваться, и страдать попеременно. Он, как и все художники в этих подземельях, прошёл тщательный отбор: в зеркальные лабиринты допускаются только те, кто умеет творить молча. Впрочем, я не планировал давать им возможность доказать свою верность. Ни один из группы творцов больше не увидит свет. Приказ об их казни после окончания работ уже отдан.

— Будьте осторожны, — замедляет ход проводник. — Здесь три скользкие ступени, а дальше и вовсе неровный пол. Ступайте мягче.

— Не тебе диктовать королевскую поступь, ключник, — мой голос опускается до подобного далекому камнепаду гула. — Ты слуга, а не советник.

Четверть часа назад мы спешно спустились в подземное царство Лангсорда — огромный лабиринт из тысяч коридоров и залов, с выходами в восьми ключевых точках города. Чарующая своим белоснежным величием столица пустила глубокие корни на всём протяжении, и проходы эти сводят с ума, поскольку стены и потолок затянуты зеркалами. Попавшего сюда горожанина ждёт безумная смерть в бесконечных коридорах подземелья. Ибо никто, кроме ключника, с детства изучающего расположение ходов, не знает пути наружу.

В отражении множество Дормундов Иверийских кажутся армией потусторонних созданий. Гладкие длинные волосы серебрятся поверх бордовой мантии, ярко-фиолетовые глаза и тёмные, почти чёрные брови хранят извечную тайную. Превосходный портрет правителя. Вот что я оставлю потомкам — священный богоподобный образ — прочный щит и гарантия народной любви. Во имя Квертинда!

У следующего поворота останавливаюсь и провожу пальцами по едва ощутимому рельефу строк на поверхности зеркала.

Строчка из поэмы «Царственность». Спрятана среди тысячи символов на тахиши, что умело выведены по блестящей глади — от пола до самого потолка. Вязь — чистейшее золото. Превосходный, достойный ориентир в зеркальном однообразии. Даже оказавшись в этих лабиринтах в одиночестве, без сопровождения, я смогу выбраться. Лёгкая усмешка трогает мои губы. Заговорщикам не удастся разгадать тайный шифр.

У блестящих стен кипит работа — магия Нарцины вспыхивает под руками творцов, ослепляя жёлтым светом. Здесь орнаменту только предстоит ещё появиться. Художники трудятся день и ночь. Они раз за разом выводят мудрости писаний из сотен древних фолиантов, окуная кисть в расплавленное золото.

Я задерживаюсь рядом с ещё свежим, застывающим изречением, и всматриваюсь в глубину. От жёлтых вспышек кружится голова и уплывает взгляд. Там, в отражении, вижу его — моего мучителя. Он стоит за спиной — привидение, бесплотный старик в серой робе. Густая борода прикрывает грудь, пронзительные глаза смотрят в самую душу. Голову разрывает жестокая боль, горло сдавливает тисками. Я припадаю к зеркалу, глотая ртом воздух… Проклятый Крон! Немощный старик, перестань меня истязать!

— Ваше Величество, — приближается лакей. — Вам дурно? Позвать целителей?

— Нет! — я отпрыгиваю от него, как от чумного. — Не смей трогать меня более!

Крон стоит поодаль, освещаемый золотыми вспышками. Палач и мучитель. Он просто смотрит, но от его взгляда головная боль терзает меня злыми толчками, накатывает снова и снова. Тебе не сломить меня, старик! Вопреки страданию, я расправляю плечи и втягиваю воздух сквозь зубы. Терпеть осталось недолго.

— Не желаете вернуться в покои? — спрашивает один из стражников. — Вам не обязательно присутствовать на казни. Она так или иначе состоится на рассвете по вашему приказу.

Они не видят его. Никто не видит Крона, кроме меня — истинного Иверийского наследника. Только я благословлён и проклят его силой. Впервые он явился мне здесь, в одном из залов зеркальных подвалов, где отец ставил свои безумные эксперименты — протыкал мою кожу иглами, выдёргивал волосы и пускал кровь. Всё ради того, чтобы раскрыть секрет величайшей из магий. Но я нашёл способ избавления.

Стражник в тревожном нетерпении переминается, гремит доспехом, и звон отражается в зеркальных коридорах подземелья, подобно моему образу. Я едва удерживаю болезненный стон. Свита взирает на меня, ожидая распоряжений.

— Слышал? Поторапливайся, ключник! — велю низкорослому слуге, что застыл с открытом ртом.

Он мгновенно срывается с места, увлекая за собой. Свет от факела множится в зеркалах, рассыпается созвездием огней.

Надо торопиться. Осталось совсем недолго, и я освобожусь. Нужно только ускорить шаг.

— Не смейте дотрагиваться до короля, — наставляет впереди камердинер. — Он этого не терпит.

Несмотря на сырость и сквозняки, настроение заметно улучшается по мере того, как Крон скрывается из виду. Я почти бегу.

Здесь, в глубине подземелья, зеркала вместо золотой вязи покрыты только слоем пыли. Сюда ещё не добрались маги Нарцины, и без проводника можно заблудиться. Путь не самый короткий, но зато надёжный.

Великий Консул настаивал на том, чтобы король поехал в экипаже, как и положено правителю, но публичность слишком опасна для единственного хранителя Иверийской магии. Людские помыслы темнее, чем самый дальний угол бездны Толмунда. Никому нельзя доверять. Даже членам семьи. Тем более — членам семьи.

Зависть и ехидство. Вот что я вижу в смотрящих на меня глазах. Они как едкая оспа поражает народ. Первые язвы покрыли моего отца и братца-бастарда. Лицемерные, двуликие заговорщики. Их воля — расчленили бы моё тело, да пустили дух, в котором заключена величайшая из магий. Они мечтали заполучить мою силу, не зная о том, какое проклятие она за собой влечёт. Они тоже не видели Крона.

И не увидят впоследствии. Я почти избавился от мерзкого старика, уничтожив его воплощения в Квертинде. Я создам новый уклад и новую религию. Хороший король умело позирует для картины мира. Великий же — пишет её сам. Мой шедевр, Новый Квертинд на семи богах почти закончен. Осталось пара финальных штрихов. Создатель сам подтолкнул меня к этому отчаянному шагу. Я возвышусь даже над славой первого короля — Тибра Иверийского. Я дам людям то, чего они желают: восьмого бога из плоти и крови, восседающего на троне Квертинда. Истинного Иверийца.

Рука сама собой сжимается в кулак. Белоснежные перчатки и сорочка скрывают шрамы, которые оставил Парт Веллапольский. Он и не подозревал, что его увечья гораздо глубже, чем розовые борозды вдоль вен…

— Сюда, Ваше Величество, — зовёт ключник, придерживая лысые ветки, загораживающие выход из лабиринтов. — Мы вышли почти у храма. Должность не позволяет мне покидать лабиринт, но слуги проведут вас к последнему оплоту исчезающего бога.