– Десятки! Сотни! – задохнулась Алекс.

– В таком случае, – вкрадчиво-угрожающе протянул он, – вы,должно быть, достаточно опытны, чтобы заставить пылать в жару меня.

И прежде чем она успела ответить, его губы прижались к еерту, яростно, властно, в безжалостном, терзающем поцелуе, совершенно непохожемна нежные поцелуи Тони или на те украденные потерявшими голову поклонниками,стремившимися узнать, не позволит ли она им большие вольности. Этот поцелуй небыл похож на другие еще и потому, что, несмотря на внешнюю жестокость, в немкрылась некая требовательная сила – будто он безмолвно убеждал ее ответить ему,обещая, что, если она покорится, поцелуй станет куда нежнее… томительнее…сладострастнее…

Алекс затрепетала от ужаса и потрясения, как только его губыстали чуть мягче и шевельнулись со сладостной настойчивостью, упиваясь еепрохладным ртом, побуждая к ответной ласке.

Раздавшееся позади сдавленное восклицание побудило Джорданаразжать руки, и Александра стремительно развернулась, но муж немедленно прижалее к себе еще крепче. Оба уставились на оцепеневшего Хиггинса, за спинойкоторого виднелись трое не менее ошеломленных джентльменов; один из них быллорд Камден. Все четверо замерли как вкопанные.

– Прошу… прошу прощения, ваша светлость, – выдавил Хиггинс,потерявший самообладание впервые с тех пор, как Александра его знала. –Кажется, вы сами велели… что, как только приедет граф…

– Проводите гостей в библиотеку. Я присоединюсь к ум черезчетверть часа, – коротко приказал Джордан.

Посетители вышли, но Александра заметила едва скрываемыеулыбки на их лицах и обернулась к Джордану, сгорая от бешенства и унижения.

– Они, конечно, посчитают, что мы будем целоваться ещепятнадцать минут! – взорвалась она. – Надеюсь, вы удовлетворены, вы…

– Удовлетворен? – насмешливо перебил Джордан, продолжаяизучать неукротимую, незнакомую, безумно желанную молодую женщину. Куда делисьее непокорные локоны? Куда пропало обожание? Куда исчез озорной сорванец, накотором он женился? Перед ним стояла поразительно красивая дама, при взгляде накоторую его охватывало неудержимое, непонятное, необъяснимое желание покорить изаставить отвечать на ласки, как когда-то.

– Удовлетворен? – повторил Джордан. – Этой жалкой пародиейна поцелуй? Сомневаюсь.

– Я не это хотела сказать! – в отчаянии выкрикнулаАлександра. – Всего лишь накануне я стояла перед алтарем с другим человеком.Неужели вы не понимаете, какой странной должна была показаться посторонним всяэта сцена?

– Вряд ли то, что мы делали, может показаться странным комубы то ни было, – пожал плечами Джордан, – ведь они уже успели стать свидетелямивсего, что произошло на вашей неудавшейся свадьбе, когда я ворвался в церковь,чтобы положить конец церемонии.

Только сейчас Александра поняла, как, должно быть,забавлялись собравшиеся и какой позор, вероятно, пришлось пережить Джордану, иощутила разгорающийся в душе крохотный огонек злорадства.

– Смейтесь, – сухо разрешил он, наблюдая, как Алекс изо всехсил сдерживает неуместный хохот. – Это действительно было чертовски весело.

– Нет, – покачала головой Алекс, стараясь выглядеть какможно серьезнее, – по крайней мере не в тот момент.

– Тут вы правы, – согласился Джордан с лениво-неотразимойулыбкой, неожиданно осветившей его бездонные глаза. – Вам следовало бы видетьсвое лицо, когда вы обернулись и заметили меня стоящим в проходе, – будто вамявился призрак.

Правда, какое-то кратчайшее мгновение она просто светиласьот счастья, будто встретила кого-то бесконечно дорогого, вспомнил сейчасДжордан.

– А вы выглядели словно сам гнев Господень, – заметила она,остро сознавая идущие от него магнетические лучи неотразимого очарования.

– Зато чувствовал себя идиотом.

Невольное восхищение его способностью смеяться над собойрасцвело в сердце Александры, и в этот миг время повернуло вспять. Джорданснова превратился в улыбающегося, доброго, все понимающего, невероятнокрасивого человека, который был снисходителен к ней, подарил щенка, шутил исмеялся и не задумываясь фехтовал с Алекс прутиками на лесной полянке.

Не замечая, как бегут секунды, она смотрела в его дерзкие,завораживающие серые глаза, пока наконец в опьяненный разум не прониклаединственная здравая мысль – Джордан жив, действительно жив, и это не сон,который кончится так же, как все остальные. Он жив. И, как ни невероятно этозвучит, остается ее мужем. По крайней мере пока.

Александра, поглощенная собственными мыслями, не сразупоняла, что его взгляд прикован к ее губам, а руки, словно стальные тиски,обхватывают ее все туже, привлекая к широкой груди…

– Нет! Я…

Джордан заглушил ее возражения голодным, безумновозбуждающим поцелуем. Тело Александры словно по волшебству предательскиобмякло. Какое счастье – снова очутиться в объятиях мужа, которого она считалапогибшим!

Огромная ладонь легла ей на затылок, другая рука гладиласпину, притягивая Алекс все ближе к сильному мужскому телу.

Его теплые губы, неумолимо твердеющая плоть, вжимавшаяся вживот, – все было так мучительно, трепетно-знакомо, потому что в грезах Алекспереживала это сотни раз. Зная, что играет с огнем, она позволила емупоцеловать себя и разрешила себе – всего один раз – почувствовать запретнуюмимолетную радость ласк его губ, рук и тела. Но сама не отвечала. Не смелаотвечать.

Джордан, чуть отстранившись, дотронулся губами до ее виска.

– Поцелуй меня, – шепнул он, обдавая ее горячим дыханием,зажигающим огонь в крови. – Поцелуй меня, – настойчиво повторил он, проводягубами по щеке, прокладывая цепочку из поцелуев к ее чувствительной шее ираковине уха. Его руки запутались в ее волосах, чуть приподняли лицо, и взглядыих скрестились.

– Забыла, как это делается? – насмешливо осведомилсяДжордан.

Алекс скорее умерла бы, чем позволила ему понять, что он былединственным мужчиной, целовавшим ее в губы за последние пятнадцать месяцев.Однако она видела, что он начинает угадывать правду.

– Нет, – задыхаясь пролепетала она.

Его раскрытые губы вновь обожгли ее долгим поцелуем.

– Поцелуй меня, принцесса, – хрипло настаивал он, целуя еешею и плечи. – Я хочу убедиться, так ли это хорошо, как помнится.

Так, значит, он тоже воскрешал в памяти их поцелуи! Этоошеломляющее открытие сломило остатки сопротивления… С тихим отчаянным стономона повернула голову и припала к его губам. Руки против воли поднялись, чтобыобвить его шею. На этот раз она отдалась его грубому, властному и одновременнонежному поцелую, приоткрывая губы под чувственным нажатием, и в это жемгновение его язык завладел ее ртом.