Одному Богу ведомо, что принесёт следующий день.

Но в каком-то смысле меня это уже не волновало. Я был всего лишь юнцом и впервые в тот вечер получил свою порцию блаженства.

Я видел слона, парил с орлами, слышал сову — и коснулся лика Бога.

Теперь можно было и умереть.

¡Ау de mi! Раньше чем закончилась эта ночь, кто-то и вправду возжелал моей смерти.

После полуночи я вернулся к нашей с Целителем стоянке. Поделиться с ним, чем я занимался на траве с женщиной, было равносильно тому, чтобы рассказать обо всём самому Папе Римскому. Целитель был человеком не от мира сего, и столь суетные проблемы, как ублажение плоти, его абсолютно не интересовали.

Прежде чем расстелить на земле одеяло, я отправился в кусты, чтобы облегчиться. Мы расположились на холме, с которого открывался вид на находившийся внизу город. Полная луна окутывала городок призрачным свечением. Свечи перемещались по кладбищу, как светлячки, и звуки музыки воспаряли вверх.

Некоторое время я молча смотрел на город, и тут мне вдруг почему-то стало одиноко. Я постепенно начал любить Целителя как отца, как некогда любил отца Антонио, но ни тот ни другой не были мне настоящими родителями. И у меня никогда не было настоящего дома. Интересно, задумался я, каково это иметь отца и мать, братьев и сестёр, спать каждую ночь в постели и есть за столом с тарелки, стоящей перед тобой, держа в руках вилку и нож.

Поднявшись, чтобы уйти, я вдруг заметил свет костра на холме напротив и увидел фигуры, двигавшиеся в лунном свете, как тени. Я знал, что на этом холме находится маленький ацтекский храм, один из сотен забытых и заброшенных, оставленных после крушения империи.

Меня обуяло любопытство: кого это, интересно, могло занести посреди ночи в пусть заброшенный, но языческий храм? И зачем? Наверняка местный священник захотел бы это знать — и он выплатил бы вознаграждение. Не то чтобы я польстился на вознаграждение, мне вообще лучше лишний раз не высовываться... но, может быть, награду могла получить сеньорита, которая праздновала со мной День поминовения усопших, и поделиться со мной. Это развеяло бы мои чёрные мысли и удержало бы Целителя от необходимости задавать мне слишком много вопросов.

Я спустился с холма и поднялся на другой, стараясь не производить шума, чтобы не разбудить усопших... или не спугнуть тех, кто находился в храме.

Приблизившись к вершине холма, я остановился и прислушался. Звучали слова, похожие на ацтекские, но непонятные. А вот манера, в которой их произносили, была мне хорошо знакома: я сотни раз слышал, как Целитель точно так же, нараспев, читает заклинания. Подкравшись поближе, я увидел сам храм: приземистую пирамиду со ступенями, практически квадратную.

На вершине и на ступенях собрались люди. Я разглядел семь или восемь человек. На вершине храма горел небольшой костёр, но люди заслоняли его, и мне был виден лишь мерцающий огонёк.

Чтобы лучше всё рассмотреть, мне пришлось залезть на дерево, но какой-то человек по-прежнему загораживал мне обзор, и я напряг глаза, силясь увидеть, какое же святотатство там творится. Наконец человек отошёл в сторону, и мне стало ясно, что вместо одного большого костра там было несколько маленьких факелов, горевших близко друг от друга. Факелы горели неярко: несомненно, собравшиеся не желали, чтобы их было видно издалека. Язычки пламени освещали большую каменную плиту. Я услышал истерический смех и голос человека, явно напившегося пульке. Он рассмеялся снова, и я решил, что напоили его, скорее всего, не пульке, но зельем, изготовленным «цветочной ткачихой».

Четверо мужчин неожиданно схватили смеявшегося человека: двое за ноги, а двое за руки. Они некоторое время держали его распростёртым над плитой, а когда положили, то я понял, что верхушка плиты слегка округлая, так что спина человека была выгнута и его торс выдавался вперёд.

Тёмная фигура поднялась по ступеням к плите. Человек стоял лицом ко мне, но я находился слишком далеко и не мог разглядеть черты его лица. Правда, фигура его была мне знакома. Я узнал длинные волосы, спускавшиеся почти до пояса, и не сомневался, что при свете даже разглядел бы, насколько они грязны и засалены.

Страх и мрачные предчувствия охватили меня. Уже догадавшись, что там сейчас должно произойти, я пытался убедить себя, будто это лишь представление, вроде потешной схватки между Орлами и Ягуарами. Но сердце моё сжимал холодный кулак страха.

Маг воздел руки над головой. Тёмный блеск обсидианового ножа, который он держал обеими руками, отражался в свете факелов. Чародей вонзил длинное лезвие в грудь лежавшего человека. Тот ахнул. Его тело задёргалось и забилось, как у змеи, у которой отсекли голову.

Чёрный колдун рассёк своей жертве грудь, запустил руку в рану, а потом, отпрянув, воздел зажатое в кулаке трепещущее сердце.

У людей на пирамиде одновременно вырвался благоговейный вздох.

Мои руки и ноги обратились в резину, и я, неловко скатившись с дерева, основательно приложился к земле, не сдержав крика боли, и припустил напролом через кусты к нашему становищу с не меньшей прытью, чем в тот раз, когда удирал от надсмотрщика с мечом. Я бежал так, словно за мной гнались все псы ада.

И ведь действительно кто-то за мной гнался. И то был не человек, бегущий на двух ногах.

Понимая, что меня догоняют, я схватился за нож и даже успел пустить его в ход, но был сбит наземь стремительным, неуловимым для взгляда броском. При падении из меня буквально вышибло дыхание, в грудь впились острые когти, и я инстинктивно поднял руки, чтобы защитить горло.

Потом рядом со мной появился Целитель, он что-то крикнул. Тварь, набросившаяся на меня, исчезла так же быстро, как и появилась.

Целитель помог мне подняться с земли и повёл меня, громко всхлипывавшего, к нашему становищу. Моё объяснение того, что произошло, вылилось в бессвязный поток речи.

— На меня напал ягуар, — заявил я, придя более или менее в себя и рассказав своему наставнику о том, что стал свидетелем человеческого жертвоприношения. — Сначала я увидел, как вырывают сердце, а потом на меня напал ягуар.

Хорошо ещё, что, обеспокоенный моим долгим отсутствием, Целитель отправился меня искать.

Мы собрали свои пожитки, навьючили их на осла и двинулись в город, где многие прибывшие расположились рядом с домами друзей. Будь на дворе день, я бы с радостью продолжил путь в другой город и ещё дальше.

Когда мы расположились на ночлег, я ещё раз, уже более спокойно и внятно, поведал обо всём случившемся, обстоятельно отвечая на возникавшие у Целителя по ходу дела вопросы.

— Уверен, что это был тёмный маг, предсказывавший будущее по костям, которого я видел на ярмарке, — сказал я. — Я снова встретил его во время потешного сражения между воителями.

Целитель был странно спокоен. Я ожидал, что он будет распространяться об этих событиях, объясняя их на основе своего огромного запаса знаний и жизненной мудрости. Но он промолчал, и это усилило мою тревогу.