Пленница - Бренда Джойс

Бостон, 1996 год

Она снова и снова твердила себе, что привидений не бывает. Что у нее просто разыгралось воображение.

Александра стояла перед особняком Блэкуэллов, одна в непроглядной тьме. Она оказалась в Бостоне проездом, возвращаясь с каникул на учебу, и сама не понимала, что заставило ее замедлить шаги перед этим зданием, в котором сейчас находился музей, а некогда жила одна из самых влиятельных семей штата Массачусетс. Еще минуту назад Алекс мечтала лишь о скромном ужине и мягкой постели. А вместо этого она стояла и мокла под дождем. Ее дорожная сумка лежала тут же, на тротуаре, но Александра и не подумала достать зонтик. Дождь — это пустяки, это не самое страшное. Самое страшное заключалось в том, что она только что впервые в жизни поверила в привидения. И теперь напряженно всматривалась в особняк, гадая, почудилось ли ей или она действительно увидела призрак.

Правда, ощущение было такое, будто он стоит за ее спиной, а не смотрит из темного окна этого шикарного особняка в колониальном стиле.

Алекс резко обернулась и зажмурилась от слепящего света фар. Она отскочила, но было уже поздно. Фонтан брызг из-под колес автомобиля закончил начатое дождем дело. Теперь точно ее старым теннискам пришел конец.

Сзади никого не было. Алекс теперь отлично это видела. И ощущение того, что она не одна, что за ней наблюдают, являлось не чем иным, как плодом чересчур разыгравшегося воображения. Видимо, то, что она учится на историческом факультете, дает о себе знать.

Алекс снова посмотрела на особняк. Он располагался в глубине заброшенного сада на углу улиц Бикона и Спруса. Владение огораживала чугунная решетка, увитая виноградом, а вымощенная растрескавшимися кирпичами дорожка вела к широкому крыльцу. Могучие древние вязы затеняли заросшие травою, давно не стриженные лужайки. Типичный колониальный особняк. Трехэтажный, на высоком фундаменте, сложен из белого теса, со ступенчатой шиферной крышей. Похоже, ставни были когда-то выкрашены в темно-зеленый цвет. Ни в одном окне не горел свет. Конечно, ведь музеи по ночам закрыты.

Алекс постаралась представить, каково было жить в таком вот доме две сотни лет назад. И улыбнулась. Ведь она училась в Колумбийском университете в Нью-Йорке, и ее специальностью как раз являлась первая половина девятнадцатого века. Она очень любила этот период истории Соединенных Штатов и легко могла представить и керосиновые лампы, и старинные канделябры, и кавалеров в напудренных париках и бриджах, и дам в пышных шелковых туалетах. В ее ушах зазвучала музыка рояля, стоявшего в гостиной. Алекс улыбнулась еще шире. То, что она являлась историком, отнюдь не мешало ей быть одновременно и романтически настроенной дурочкой, втихомолку упивавшейся любовными романами и без конца сожалевшей о том, что она родилась не в начале девятнадцатого века, когда столь обожаемая ею история только еще творилась.

Как было бы здорово побывать на настоящем балу! И конечно, вскружить голову какому-нибудь капитану! Однако она непременно стала бы поборницей джефферсоновской демократии, а не изнеженной тихоней. И она обязательно скакала бы на лошадях и носилась бы по морям на крыльях ветра, и, несомненно, стала бы отличной учительницей и, конечно, женой и матерью. Да, учительницей и поборницей…

Алекс с трудом заставила себя отвлечься от восхитительных картинок, мелькающих перед глазами, и вернуться и унылую реальность. Ведь она была так одинока — одна на всем белом свете! У Алекс не осталось родных. Мама, ее лучшая подруга, умерла в прошлом году от сердечного приступа. А отец погиб в автомобильной катастрофе, когда Алекс еще была совсем маленькой. Она с трудом могла вспомнить отца — разве что тень его улыбки. Временами она эгоистично сожалела о том, что родители не сподобились обзавестись другими детьми.

Алекс вздрогнула, почувствовав, как что-то дохнуло в затылок. Да нет же, это просто ветер и дождь. Девушка оглянулась — вокруг по-прежнему было безлюдно. Разве что где-то в парке на скамейках устроились на ночь бездомные бродяги. И все же ей было не по себе. Дрожащая Алекс плотнее запахнула ветровку и наклонилась за сумкой. Надо же додуматься до такой чуши! Ведь она была счастлива как никогда, впервые попав в Бостон, и завтра собиралась пройти по историческим местам. Утром, сразу после обычной пробежки, она придет сюда и заглянет в музей.

Алекс решительно повернулась спиной к особняку Блэкуэллов. И в тот же миг ясно ощутила чье-то присутствие рядом с собой. Она снова оглянулась. Никого.

Подняв сумку, Алекс заспешила к отелю, стараясь не смотреть по сторонам. Уж слишком сильно было впечатление, что она здесь не одна.

— Да кто же в нашем городе не знает Блэкуэллов? Хотя сейчас никого из настоящих Блэкуэллов не осталось в живых. — Смотрительница музея приветливо улыбалась Алекс, нетерпеливо переминавшейся с ноги на ногу в фойе особняка Блэкуэллов и то и дело поправлявшей ненужные солнечные очки. Алекс поняла, что оказалась сегодня первой посетительницей музея и ей явно были рады. Дама продолжала:

— Тогда это было одно из самых старых, влиятельных и уважаемых семейств в Бостоне. Наследниками Блэкуэллов теперь являются некие Мэтьюсоны, но они породнились только благодаря браку. Однако они по-прежнему считаются столпами местного общества. А вот несметные богатства канули в Лету. Слишком много было растранжирено в послевоенные годы — конечно, я имею в виду Гражданскую войну. Вы знаете, что основу их богатства положила торговля с Китаем в начале восемнадцатого века? — Пожилая дама покачала головой. — По правде говоря, корабельная компания Блэкуэлла пришла в упадок после первой мировой войны, хотя обанкротилась относительно недавно. В гавани до сих пор сохранилась принадлежавшая им пристань. Это теперь историческое место и весьма интересное к тому же.

— Большое спасибо, — вежливо сказала Алекс. Ладони у нее вдруг вспотели. Она завороженно смотрела на лестницу, перегороженную потертым шнуром из голубого плюша. Смотрительница с улыбкой промолвила:

— Для посетителей открыт только первый этаж. Хотите, я сама проведу с вами экскурсию, как с первой посетительницей?

Алекс сгорала от нетерпения, ее сердце учащенно билось того самого момента, как она перешагнула порог музея. Она вытащила из кармана путеводитель, взглянула на него — и снова в сторону застланной ковром лестницы. Наверняка наверху побывать было бы гораздо интереснее, чем на доступном первом этаже. Ведь там, наверху, было настоящее обиталище этой семьи.

— Думаю, что смогу осмотреть музей сама, — как можно небрежнее заметила девушка. — Но все равно, большое спасибо.

— Позовите служителя, если что-то понадобится. — Смотрительница улыбнулась и пошла прочь.

Алекс вошла в комнату, служившую некогда роскошной гостиной. Здесь, как и в фойе, пол был грязным и исцарапанным, древняя мебель нуждалась в починке и чистке, так же как и все остальное. Почти везде пол покрывали некогда роскошные прекрасные персидские ковры. Алекс сразу определила, что обтрепанные по краям обои с розовым узором относятся к викторианской эпохе.