Но она, черт побери, тем не менее ясно чувствовала его присутствие. Рядом. Он не спускал с нее глаз.

— Одумайся, — твердила Бет. — Не езди никуда!

— Бет, я должна поехать, — возразила Алекс. — Я очень хотела бы тебе все объяснить, но не могу этого сделать.

Бет помолчала, а потом заявила:

— Алекс, ты перечитала своих любовных романов. — Обличающий перст тут же указал на ночной столик, где на стопке книг по истории лежал очередной роман. — На свете нет и не может быть привидений. Знаешь, в чем твоя главная проблема? Ты только и знаешь, что читаешь, учишься да вкалываешь сутки напролет. С тех пор как Тодд сбежал от тебя, ты ни с кем не встречалась. Я знаю, как ты его любила, и что он был твоей первой, детской любовью, и что вы давным-давно собирались пожениться, и мне жаль, что он оказался такой свиньей. Но тебе нужен мужик, Алекс, ты должна развлекаться, ты должна жить по-человечески. Настоящей жизнью. Если бы у тебя была нормальная жизнь, ты бы не сидела сейчас здесь и не вешала мне лапшу на уши про каких-то призраков!

Алекс не отвечала. А что, если Бет все-таки права? Тем не менее ей все равно необходимо побывать в Триполи. Фальшивый паспорт и виза на посещение Ливии ждут в Париже. Она уже купила билет на самолет.

— Алекс, — Бет вздохнула и обняла ее за плечи, — давай-ка с этим кончать, и чем скорее, тем лучше. На свете нет и не может быть привидений. О'кей? Давай я познакомлю тебя с кузеном моего Джона. Его зовут Эд. Поговори с психологом. И не суйся в этот Триполи. О'кей? Просто выбрось его из головы. Забудь. Сию же минуту. Пока не случилось ничего страшного.

Алекс посмотрела в глаза подруге, прочла в них искреннее беспокойство и сочувствие и едва не поддалась. Все-таки это была ее лучшая подруга. Все, что у Алекс осталось, — единственный близкий человек. Скоро Бет должна получить степень магистра по экономике. Она была само воплощение логики, объективности и здравого смысла. Наверное, Бет была права. Ведь она не морочила себе голову любовными романами.

— Триполи , — произнес он.

— Что?! — охнула побледневшая Алекс.

— Я ничего не говорила, — нахмурилась Бет.

Алекс окинула воспаленными глазами свою комнату, полную солнечного света и обставленную плетеной мебелью.

— Я должна ехать, — сказала она, поднимаясь с кровати.

— Да почему, ради всего святого?!

Облизав пересохшие губы, Алекс впервые облекла в слова мысль, в которой до сих пор страшилась признаться себе самой.

— Я влюбилась, — хрипло сказала она. — Я влюбилась в мужчину, который умер сто девяносто два года назад.

Триполи

Алекс едва не свихнула шею, пытаясь разглядеть триполитанскую гавань из окошка такси. Машина везла ее из аэропорта по обсаженному пальмами скоростному шоссе — и вдруг резко остановилась у самого въезда в город. По счастью, дорога проходила значительно выше гавани и самого города, так что путешественнице представилась отличная возможность полюбоваться тем местом, куда в свое время должен был попасть и Блэкуэлл.

Вход в гавань был довольно узок и к тому же защищен длинным молом. Алекс увидела развалины древнего форта. Кое-где на стенах еще торчали жерла старинных пушек. Позади мола, в гавани, где виднелись доки, мирно стояли на якоре рыболовные траулеры и торговые корабли, между которыми сновали катера и шлюпки. Сам же город, казавшийся издали беспорядочным нагромождением четырех-пятиэтажных каменных зданий, занимал довольно небольшой мыс. Яркие черепичные крыши и золоченые луковки бесчисленных мечетей ослепительно сверкали в лучах горячего африканского солнца.

Перед ее мысленным взором возникла высокая, стройная фигура закованного в кандалы капитана Блэкуэлла, стоявшего на двухмачтовом корсарском судне. Над его головой развевался трехцветный триполитанский флаг. Его стерегло множество вооруженных янычар — а может быть, и сам раис[2].

На пристани скорее всего собралась толпа зевак, жаждавших насладиться видом пленных христиан, доставленных в кандалах в Триполи.

Алекс тряхнула головой, чтобы избавиться от овладевшего ею видения, слишком похожего на правду. Она облизала губы. Казалось, что прошла целая вечность, пока она летела в Париж, а потом в Триполи. А чего стоили встреча с посредником и добывание фальшивого паспорта! Да и порядки в самом Триполи действовали на нервы. Какие-то маловыразительные морды сунули ей под нос целую пачку писанины на французском, а потом прочли целую лекцию — опять же на французском, — прежде чем дали разрешение на въезд в Ливию. Но даже и теперь ее предупредили, что она обязана отметиться у официальных лиц не позднее чем через сутки по прибытии. Судя по всему, ее уже успели зачислить в разряд подозрительных личностей, обвиняемых в бог знает каких преступлениях. И до тех пор, пока она не докажет свою невиновность, ливийские власти намеревались не спускать с нее глаз.

Ее такси — двадцатилетней давности «мерседес-седан», продвинулся вперед ровно на дюйм и замер. Оглушительно ревели гудки. Мальчишки-подростки и взрослые мужчины в майках и легких брюках или джинсах невероятным образом лавировали между машин на своих ревущих мотоциклах, создавая полную неразбериху. От того, что их такси окружали исключительно самые старые и заезженные модели «рено», «фиатов» и «фольксвагенов», шоссе было похоже на свалку старого хлама. Возле светофора застыла толпа наглухо закутанных в паранджи женщин с яркими пластиковыми сумками в руках — они ждали возможности пересечь забитую машинами улицу. Справа Алекс увидела пляж невероятной чистоты, на котором загорало на удивление мало народу — и одни мужчины. Оборванные уличные мальчишки громко вопили, выпрашивая подачку.

Через несколько минут ее такси (кстати, без кондиционера) подрулило к самому роскошному в Триполи отелю «Бэб-эль-Медина». Он был построен из ослепительно сверкавшего на солнце белого известняка. В каждом номере имелся отдельный балкон. Тенистые пальмы возвышались над тротуаром, вымощенным чудесной разноцветной мозаикой. Когда Алекс вылезла из такси, оказалось, что совершенно промокший от пота белый костюм прилип к телу. Уважая обычаи Ближнего Востока, она надела классического покроя брюки вместо более уместной при такой жаре мини-юбки.

Регистрируясь в книге приезжающих, она немного осмотрелась. К ее удовольствию, в сумрачной глубине просторного холла спасалось от зноя несколько мужчин, наверняка европейцев. Зато все женщины, которых она успела заметить, носили плотные паранджи — даже оживленно о чем-то щебетавшая компания, сидевшая в холле. Алекс стало не по себе. Уж слишком откровенно поглядывали в ее сторону и мальчишки на улице, и консьерж, и даже портье, записывающий ее имя в регистрационную книгу. Да что и говорить — на нее пялились даже европейцы и женщины-мусульманки. Она чувствовала себя скорее инопланетянкой, чем обыкновенной туристкой. Ее открытое лицо привлекало всеобщее внимание — хуже бельма в глазу.