Похоже, Юпитер за что-то зол на нас, подумал Пизон, видя на лицах товарищей ту же тревогу, что терзала и его самого. С трудом верилось, как можно ненавидеть лес больше, чем он его уже ненавидел, однако в течение последующих часов каждая частица его души прониклась к этой влажной чащобе едва ли не омерзением. Этот мокрый лес был границей римского мира. Непроходимый, зеленый, пропитанный влагой, казалось, ему никогда не будет конца. Миля за милей тянулись все эти проклятые буки, грабы, дубы и другие деревья, названия которым Пизон не знал. Высокие и низкие, с толстыми стволами и тонкими, стройные и корявые, гладкие и в пятнах коросты, старые и юные побеги, они стояли бок о бок, хмурые лесные легионы, часовые, охраняющие вход во враждебный ему мир. Иногда Пизону казалось, будто лес этот наблюдает за потными, готовыми рухнуть от усталости римлянами. Пожалуй, это было самое неприятное чувство. В голову тотчас лезли мысли о злобных лесных духах, колдунах и кровавых человеческих жертвоприношениях.

Если деревья где-то и расступались, то лишь затем, чтобы уступить место болоту или очередной речке, которую приходилось преодолевать вброд. Коварство болот стало очевидно во всей своей жути, когда, вырвавшись от погонщика, один из мулов бросился вперед и тотчас увяз по колено. С возмущенным ржанием он попытался вытащить ноги, но в итоге погрузился в топкую жижу под самое брюхо. Последующие попытки вырваться из объятий болота привели лишь к тому, что бедного мула засосало в грязь по грудь. За его отчаянной борьбой следили буквально все, кому случилось быть рядом, но никто даже не пошевелился, чтобы помочь бедному животному. Радуясь тому, что сия печальная участь постигла не их самих, солдаты осыпали мула похабными ругательствами. Пизон подумал, не метнуть ли в беднягу копье, чтобы закончить его страдания прежде, чем мул захлебнется болотной жижей, но потом решил, что цель не слишком удобна, да и Тулл или Фенестела наверняка сдерут с него семь шкур, если увидят, что он «понапрасну» потратил дорогое оружие. Кстати, Афер тоже напомнил ему, что это все же мул, а не человек.

Хотя речки были не столь опасны, как болото, всегда существовал риск поскользнуться на осклизлых, поросших мхом камнях на их берегах и упасть в воду. Тем более что преодолевать водные преграды приходилось неся щит и копья. Один из легионеров, шедших впереди Пизона, поскользнулся и сломал ногу, другие вывихнули лодыжки или до крови разбили колени. Ругаясь последними словами, солдаты тем не менее утешали друг друга тем, что им не надо тянуть или толкать тяжелые повозки.

– Представляю, какими словами поносят сейчас Фортуну артиллеристы! Да, бедолагам не повезло. Не завидую им. По крайней мере нам не нужно толкать через реку подводу с тяжеленной баллистой, – произнес Вителлий, когда они переходили вброд самую глубокую из речек.

Впрочем, даже их относительное «везение» было бессильно поднять настроение Пизона. За предыдущий час они преодолели лишь милю, не больше.

Внезапно, без всякого предупреждения, словно невидимые лесные духи, враг появился снова. Как и в первый раз, откуда ни возьмись, на легионеров обрушился град копий и камней. Проклятья смешались с криками раненых. Хладнокровный Тулл тотчас приказал метнуть копья сначала в одну сторону от тропы, затем в другую. Увы, не у каждого солдата оставалась пара копий. Многие бросили или потеряли свои в месте предыдущей засады. В результате залп получился довольно хилым. Тем не менее донесшиеся из леса крики свидетельствовали о том, что по крайней мере часть копий нашли свою цель.

В ответ раздалось недружное ликование римлян. Впрочем, Пизон, да и не только он, был только рад, когда Тулл приказал идти дальше.

– Какой смысл стоять и ждать, когда тебя убьют, – прорычал он. – Движемся дальше. Должно же найтись место, где можно построить лагерь.

Никто не стал с ним спорить. Бросив трех мертвых солдат лежать там, где они пали, и подобрав горстку раненых, легионеры двинулись вперед. Шедшие по бокам щитами загораживали тех, кто шел в середине. Да, сверху могли падать копья и камни, но с этим ничего нельзя было поделать. Набрякшие водой щиты были так тяжелы, что, подняв их до уровня головы, можно было сделать самое большее шагов двадцать.

Вскоре враг это понял и решил воспользоваться неудобствами римлян. Из леса вновь донесся барритус; сверху на шагающих римлян обрушились копья. Описав в воздухе высокие дуги, они устремлялись в середину колонны, легко отыскивая себе новые жертвы. Два таких залпа, и центурия потеряла убитыми и раненными полдесятка солдат. Разъяренный Тулл приказал шедшим в середине колонны солдатам поднять над головой щиты. Колонна двинулась дальше. Увы, на узкой тропе, да еще с поднятыми над головой щитами – не говоря уже о том, что многие несли и поддерживали раненых товарищей, – легионеры передвигались со скоростью улитки.

Ммммм! Ммммм! Ммммм! Затем миг тишины. Бум! Бум! Бум! И так раз за разом.

Пизону страстно хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать этих жутких звуков. Он предпочел бы встретиться с врагами лицом к лицу. По крайней мере так можно дать им отпор. Увы, он с трудом мог различить среди деревьев лишь смутные силуэты. Преследовать их было сродни самоубийству.

– Движемся дальше, гребаные олухи! – прикрикнул на шедших впереди солдат Тулл, когда те остановились.

– Наш центурион ранен! – крикнул ему какой-то легионер.

– Не опускать щиты, – приказал Тулл своим солдатам. – Я скоро вернусь.

Не веря собственным глазам, Пизон и его товарищи наблюдали за тем, как Тулл неторопливо, как будто он прохаживался по форуму, двинулся вперед вдоль шагавшей перед ними центурии. Стоило незримому врагу увидеть гребень на его шлеме, как они принялись осыпать его копьями и камнями. Видеть это было выше сил Пизона. Он закрыл глаза и вознес молитву: «Марс, защити его, умоляю тебя».

К его удивлению, Тулл вскоре вернулся назад. Когда до его солдат оставалось несколько шагов, он даже остановился и показал лесу и затаившемуся там врагу неприличный жест.

– Идите вы все подальше! – крикнул он на германском наречии. – Вы и ваши рябые мамаши!

Легионеры поддержали его дружными возгласами. Из-за деревьев послышались сердитые крики, сопровождавшиеся новым ливнем камней и копий. Раздался гулкий звон. Это в спину Туллу – правда, защищенную кольчугой – попал камень. Центурион негромко охнул, однако быстро вновь занял свою позицию в первой шеренге. Легионеры мгновенно сомкнули с ним строй.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил у него Афер.

– Да, – ответил Тулл, морщась от боли. Как хорошо, что враг этого не видит. – Будет большой синяк, но это всё.

Шедшие впереди солдаты пришли в движение.

– Готовы, братцы? – крикнул Тулл. – Вперед шагом марш!

Под градом вражеских камней и копий, под непрекращающимся ливнем, который низвергали на них небеса, колонна тем не менее сумела пройти приличное расстояние. Частично – благодаря тропе, которая вскоре сделалась почти такой же прямой, как и римская дорога. Крупных речек им больше не встретилось. Редкие ручьи были мелкими, и их легко можно было перейти по колено.