– Вы молодцы, – похвалил Арминий, понимая, что если что и способно скрепить его союз с узипетами, так это совместная ненависть к римлянам. Попытайся он открыто навязать другим племенам свою власть, как те тотчас же разбегутся от него в разные стороны. Несколько десятков погибших воинов – невелика потеря для его армии. – Сколько ваших людей наблюдают за лагерем?

– Два десятка. Они затаились как можно ближе к каждым воротам. Даже крыса не выскользнет оттуда незаметно для нас.

– Отлично, – воскликнул Арминий, обнимая Рыжеволосого за плечо.

– Римлян остается еще несколько тысяч, – ответил тот. – Скажи, остальные племена верны своему слову?

– Я пришел к тебе с хорошей, даже скажу больше, отличной вестью, – с улыбкой ответил Арминий. – Я привел сюда четыре тысячи моих херусков. Рядом марсы – в полном составе. А также ангриварии, бруктеры и часть хавков. Хатты тоже обещали помочь, хотя они вряд ли успеют вовремя. К тому времени, как они подойдут сюда, мы уничтожим всю армию Вара до последнего солдата. Но даже без них в пределах трех миль отсюда у нас сейчас около восемнадцати тысяч воинов.

Взгляд Рыжеволосого светился уважением.

– Скажу честно, я даже не надеялся услышать, сколько племен объединятся ради общей цели! Воистину боги одарили тебя серебряным языком, Арминий, вождь херусков. Подумать только, ведь я едва не убил тебя!

«Знал бы ты, что мечи моих воинов обагрены кровью твоих людей, ты бы точно это сделал», – подумал Арминий, а вслух произнес:

– Я каждый день благодарю Донара за то, что он дал тебе мудрость выслушать меня. Своим успехом я обязан таким, как ты. Равно как и нашей победой, когда мы разобьем легионы Вара и навсегда прогоним римлян с нашей земли.

Будь у Рыжеволосого хвост, он наверняка поводил бы им в разные стороны.

– За это стоит выпить! Пойдем, угощу тебя пивом у моего костра! Другие вожди захотят послушать принесенную тобой весть и расспросить про завтрашний день.

Арминий вслед за Рыжеволосым подошел к группе воинов. Сердце его пело. Донар много лет терпел и ждал, когда же молодой херуск соберется с мужеством. И вот наконец завтра он выполнит данную ему клятву.

Завтра.

На следующее утро Тулл встал еще затемно. Шагнув из палатки, он увидел, что мир скрыт от него за толстым слоем холодного, влажного тумана. Центурион тотчас же распорядился развести потухшие за ночь костры, благо для этого имелись запасы оливкового масла, которые все равно подлежали уничтожению. Даже самое мокрое дерево загорится, если полить его маслом. К тому времени, когда трубачи протрубили подъем, для солдат уже зажарили на завтрак мясо мулов.

Как известно, сытый солдат шагает лучше голодного, подумал Тулл, довольно отметив про себя, с каким аппетитом его легионеры поглощают завтрак. Призвав своих людей проявить стойкость и мужество, он на всякий случай приказал каждому третьему захватить с собой лопату. Это шло вразрез с приказом Вара, согласно которому с собой следовало взять только оружие, но Тулл счел себя вправе его нарушить. Одно дело бросить тяжелые кожаные палатки и излишки снаряжения, но только дурак оставит себя без лопат – чем тогда прикажете вырыть оборонительную канаву?

Сегодня, согласно приказу Вара, в голове колонны шел Семнадцатый легион. Стандартная процедура, однако Тулл был от нее не в восторге. Шагая по густому лесу или через чавкающее болото в середине растянувшейся на несколько миль колонны, он и его солдаты не будут иметь ни малейшего понятия о том, что происходит впереди. Хуже того, в случае атаки они будут совершенно беспомощны. Им не останется ничего другого, как и дальше брести по месиву, оставленному шедшими перед ними. В глубине души Тулла – хотя он и отказывался признаться самому себе – жил страх, что он и его солдаты могут оказаться в западне. Центурион как мог пытался его отогнать: опасения ему вряд ли помогут. Сегодняшний день он проведет на марше. Он должен остаться в живых – и защитить своих солдат.

Несмотря на его дурные предчувствия, поначалу все шло гладко. Всем не терпелось поскорее покинуть лагерь. Колонна быстро построилась и была готова к маршу. Правда, женатые солдаты, особенно те, у кого имелись дети, поначалу ворчали и упирались, но в конечном итоге, как и все, были вынуждены подчиниться приказу. Оставить без охраны тех, кто не мог быстро идти – особенно раненых товарищей на повозках, – было нелегко. В лагере стоял плач младенцев, стенания матерей, стоны раненых, прекрасно понимавших, что их бросают на верную смерть. Сердце Тулла обливалось кровью, однако он был рад, когда все это осталось позади. Легионы спустились с холма, оставляя за спиной клубы дыма, что вились к небу от пылающих подвод, и терпкий запах оливкового масла, с помощью которого их подожгли.

Между тем варвары, подстерегавшие их накануне, так и не появились. У всех отлегло от души. Настроение резко пошло вверх, когда лес отступил, а ему на смену пришло открытое, поросшее травой пространство вроде того, что окружало Порта Вестфалика. Здесь можно было шагать гораздо быстрее. И верно, вскоре колонна двигалась со скоростью лишь вполовину меньше той, с какой она шла бы по приличной римской дороге, – огромный прогресс по сравнению с тем, как они ползли накануне. Вскоре солдаты затянули песню. Когда были спеты три самых похабных, но всеми любимых куплета, дурное настроение Тулла почти улетучилось. Нет, он слышал эти попевки уже как минимум тысячу раз, и все же, распеваемые во всю мощь солдатских глоток, они возвращали его в годы молодости, когда он, зеленый новобранец, шагал дорогами империи.

Внезапно колонна замерла на месте.

Солдаты Тулла продолжали петь, но он жестом велел им умолкнуть. Причина остановки была неясна: от головы колонны не долетело ни звуков сражения, ни команд офицеров. По обеим сторонам дороги не было видно никаких варваров. Может, путь им перегородила речка? Увы, в душе Тулла вновь шевельнулось дурное предчувствие: похоже, впереди их ждала очередная засада.

Он приказал своим солдатам приготовиться. Те тотчас же подняли щиты, взяли на изготовку копья. Потянулось ожидание. Сердце сделало сотню ударов, но ничего не произошло. Две сотни – ничего. Тулл сердито спросил, в чем дело, у стоявших впереди легионеров Первой когорты. Перед ними ехали легаты и трибуны, а уж они-то наверняка знают, что происходит. Спустя короткое время ему ответили, что им известно не больше, чем ему. Как и следовало ожидать, настроения это не улучшило.

Однако враг так и не появился. Ожидание тянулось дальше, сопровождаемое порывами ветра, дождем и, изредка, проблесками неба среди серых туч, из-за которых выглядывало бледное, водянистое солнце. В конце концов Тулл велел своим солдатам опустить щиты. Что и было сделано – если не с радостью, то со вздохом облегчения. Утолив жажду из мехов с водой, солдаты вполголоса переговаривались между собой. Тулл еще раз огляделся по сторонам. Однообразный пейзаж не давал поводов для тревоги. И все же дурное предчувствие по-прежнему скручивало кишки тугим узлом, как будто у него расстроился живот. Он бы с удовольствием поговорил с Дегмаром, но того не было видно со вчерашнего дня, когда германец ушел в дозор. Оставалось лишь надеяться, что он жив.