Пару раз Нелли поднималась на мансарду, но как следует её не обследовала. Вдоль стены выстроились пока ещё пустые деревянные бочки. Медовуху заготавливали в конце августа, в начале сентября, после окончания главного взятка. Благодаря большому панорамному окну без штор и высокому расположению это помещение наполнялось светом под завязку с раннего утра, и солнце покидало его последним, облизывая стены алыми всполохами. Мансарда оказалась идеальным местом для рисования. Нелли перетащила сюда свои блокноты и рассыпала на широком подоконнике карандаши. Чаще всего тут и художничала. Новые рисунки развешивала на деревянных балках, постепенно заполняя пустые стены достопримечательностями Италии. Её мечта не менялась, наоборот, обрела глубину и насыщенность, Нелли всё чаще использовала краски и цветные карандаши.

Помимо бочек на мансарде обнаружились загадочные сундуки, естественно Нелька предположила, что там утерянные ещё при царях древние драгоценности или библиотека Ивана Грозного. Полина Степановна спустила с небес на землю, приоткрыв крышки над «пиратскими сокровищами». В одном сундуке лежали старые игрушки Лёши и Вани, а в другом — школьные тетради и дневники. Действительно драгоценности, но только для Полины Степановны.

Сегодня солнце едва разгоняло мрак в помещении, под двускатной крышей притаились мрачные тени, сквозняк шевелил пучки трав. Пахло чабрецом, мёдом и детскими воспоминаниями. Нелли расположилась у окна, начала рисовать, но глаза быстро устали от скудного света, а монотонный стук капель убаюкивал, навевал дремоту.

Отложив блокнот, она прошлась по мансарде, разглядывая осколки прошлого семьи Виртус, заглянула в пустые ароматные бочки, двинулась к необследованному углу с загадочным пыльным чехлом странной формы. Распутав старую простыню, Нелли извлекла наружу чехол, по форме напоминающий маленькое пианино, открыла и обнаружила ярко-красный аккордеон. Он выглядел спящим и древним, наполненным музыкой и обрывками праздников, на которых успел побывать.

Нелли так увлеклась разглядыванием незнакомого инструмента, что шаги за спиной не услышала. Увидев на полу вытянутую тень, вздрогнула и оглянулась.

— Вот ты где прячешься. Ирина уже ушла, кстати, твой любимый сыр принесла и сметану, — Алексей провёл пальцем по лакированному боку аккордеона, коснулся пожелтевших клавиш.

Нелли проследила за движением его руки. Как же нежно он касался старого инструмента, с затаённой печалью.

— Ты о нём говорил? Вот на этой штуковине ты умеешь играть?

Алексей взял аккордеон, перекинув через плечи кожаные растрескавшиеся лямки, сел на ближайший сундук.

— Давно его не видел. Отец хорошо играл, а я больше баловался. Мне часто говорили, что медведь прошелся по моему уху безжалостно и неоднократно, и музыка вообще не моё. Папа любил этот аккордеон, доставал из чехла на каждый праздник, любовно протирал замшевым лоскутом и пел, охотно выполняя заказы слушателей.

Нелли потрогала пальцем шершавые меха.

— Калинку сыграй. Или что там ещё играют. Ой, Мороз-Мороз…

Алексей не смотрел на Нелли и не слышал, перебирал пальцами клавиши, едва касаясь, не извлекая звук, его взгляд обернулся в прошлое. Он снова видел отца, широко растягивающего меха. Сильный низкий голос сплетался с музыкой, рисуя сюжет печальной песни. Чаще всего отец исполнял песни Высоцкого или что-нибудь из репертуара Магомаева. Больше всего Алексей любил песню «Ты моя мелодия», теперь же не мог её слышать ни в чьём исполнении.

А потом отца не стало, и его любимый празднично-кумачовый аккордеон оказался среди забытых сосланных на мансарду вещей. Именно сейчас, спустя год после смерти отца, он остро ощутил горечь утраты, ни на кладбище, ни на поминках не было этого жуткого чувства безысходности, этой разрывающей, едкой боли. Много раз он слышал от друзей, что отец успел пожить и ушёл достойно, да разве эти слова могли успокоить, унять боль? Горло сковало спазмом, Алексей опустил взгляд на свои руки, не хотел, чтобы Нелли видела его в минуту слабости.

Но ей и не нужно было видеть, она почувствовала в его застывшей позе печаль, а в побелевших пальцах — невысказанную грусть. Молча приблизилась, стянула с плеч лямки, убрала в сторону тяжелый аккордеон. Сделав шаг вперёд, остановилась между коленями Алексея и положила ладони на его плечи. Он уткнулся лбом в её грудь, тяжело вздохнул и, обхватив за бёдра, вплотную притянул к себе. Его руки обвились вокруг её талии, сомкнулись в плотное кольцо.

Нелли затихла, всей кожей ощущая близость Алексея, впитывала его боль. Разноцветная макушка щекотала кожу в глубоком вырезе майки, нос упёрся в солнечное сплетение. Она чувствовала каждый его вдох и выдох, прямо между рёбер взорвался ядерный реактор, пульсировал, растекался по телу яркими колючими вспышками.

Алексей дышал часто, рывками, но совершенно не двигался, застыл каменным изваянием, заключив Нелли в крепкие, немного болезненные объятия. Она гладила его волосы, перебирала пальцами причудливо выбеленные пряди, касалась шеи с чёрными стрелками тату.

Они простояли так, пока солнце не нырнуло в Лешачий овраг, оставив на дождевых тучах багряный румянец. Когда дыхание Алексея выровнялось, он отстранился и резко встал. Хотел поймать взгляд Нелли, поблагодарить за поддержку, но она отвернулась. Последнее время нарочно избегала смотреть в глаза и как раньше не гипнотизировала своим прямым бесстыжим взглядом.

Обернувшись, Нелли улыбнулась намеренно весело.

— Научишь играть на этой штуковине?

— Научу, — он бережно упаковал инструмент, но в угол мансарды не отнёс, оставил у окна. — Алый аккордеон идеально подойдёт к твоей эксцентричной внешности. Это будет просто сногсшибательно.

Правда, в ближайшее время им было не до музыкальных уроков. До середины августа ещё дважды запускали медогонку. К повторной откачке мёда Нелли уже освоила вилку для распечатывания сот и научилась пользоваться дымарём. Узнала, как ловить беглых пчёл в роевню с помощью мелиссы и стала обладательницей секретного рецепта медовухи семейства Виртус. Её так увлёк процесс приготовления этого напитка, что она обещала придумать свой собственный рецепт «Нектар Клотильды», распустить о нём слухи и продавать в три раза дороже.

Никогда ещё дни не были настолько наполненными событиями и делами. Влажное жаркое лето позволило пчёлам собрать рекордный урожай мёда, к концу августа пустых полок в погребе почти не осталось. Нелли с изумлением наблюдала за Алексеем. Он больше не выглядел замороженным и отсутствующим. Он был здесь и сейчас. На своём месте. В Краснодаре напоминал птицу, отставшую от косяка или одинокий камешек, отколупанный Нелькой в Азишской пещере, а здесь Алексей выглядел частью пазла, причём основной частью, центральной.

Покончив с откачкой мёда, Алексей начал подготовку даданов к зиме. Нелли ходила за ним следом и везде совала свой любопытный нос. Наблюдала подселение новых маток, обработку ульев от самой неприятной и распространенной пчелиной болезни — варроатоза. Помогала отбирать рамки, обрабатывать их парами уксусной кислоты и засыпать сахарной пудрой. Она не переставала удивляться всем этим манипуляциям. До этого лета жизнь на пасеке представляла приблизительно, как Вини-пух: залез на дерево, потряс улей и налопался мёда. Пчёлы почти не трогали Нелли, укусы, полученные в первые, самые неосторожные и любознательные дни, подтвердили, что у неё нет аллергии на пчелиный яд, и ей не грозит смерть от анафилактического шока.