— Я оговаривала этот пункт при подписаниидоговора, — упрямо возразила я. — Никаких воззваний, никакойпропаганды, никаких уговоров… Мой департамент — Фенечек-Тусовок. Мывегетарианцы… Мы пляшем и поем. И в бубен бьем.

— Тогда вот что: — сказал Клава. — У тебя газета.Там есть вроде рубрика — «Каждомесячная звезда». Я хочу интервью с Норувимом.

И поскольку я вытаращила глаза, он твердо повторил:

— Интервью с Клещатиком. Это рекламная акция… Мысобираем людей на корабль. Отбирать будем… ммм… особенных… И когда наберем,корабль поплывет…

— Куда? — спросила я.

— А вот тебе все скажи сразу. Это будет такой Большойпикник. Сначала турне по Волге… Потом гораздо дальше и гораздо веселее… Вообще,будет весело…

— Клавдий, — спросила я, — что задумалКлещатик, а?

Клава выпустил колечко дыма, глянул сквозь него на меняслезящимися своими глазками…

— А вот в самое ближайшее время я приглашу его на генеральнуюперекличку. Хватит вилять и скрывать свои планы. Хватит прятаться! Пустьпредставит синдикам свой проект. И это, — скажу тебе, — революция!Такого не было еще в Синдикате никогда! Эта идея, знаешь… такая глобальная,такая историческая и патриотичная… просто дух захватывает, замбура!.. Мы имвставим…

— Кому? — перебила я.

— Этим, иерусалимским бездельникам, которые только изнают, что учить меня работать… Мы им вставим такую замбуру… — он взглянул наменя, увидел выражение моего лица и осекся…

— Не беспокойся, — проговорил он. — Ты насчетНорувима… Я все знаю. Я контролирую ситуацию. Ему не удастся околпачить меня,боевого командира!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

«…меня не оставляет в покое мысль о грядущем плавании: чтоэто? Что за странная идея, с какой целью? Между тем слухи уже ползут, и слухивесьма аппетитные: кому не охота отдохнуть и расслабиться на водных просторахза счет идиотов-израильтян. Даже бессребреник Абраша Ланской позвонил вчера мнеи, помявшись, спросил:

— А что там за прогулка по рекам и озерам в вашемведомстве? У меня, знаете, супруга одержима идеей позагорать на палубе. Это что— реально?

Я пока мычу в ответ. Но весьма скоро мне придется что-тоговорить.

Интересно — почему меня это так тревожит…

Мне вчера даже приснился сон: Клещатик будто бы нанялледокол… Начальство отозвало всех синдиков из всех городов необъятной России,законопатили всех на корабль, подняли швартовы и поплыли по водным артериямРоссии: Клавдий — на капитанском мостике, Петюня — боцман… ну, и вся остальнаякоманда, как один… Утром на работе я рассказала Яше этот странный сон, оннемедленно набросал комикс: полуголый Клава с головой, обмотанной майкой,похожий на опереточного пирата, объявляет Проект под кодовым названием«Операция „Жестокий романс“». А в конце комикса — ледокол терпит крушение,размотавшаяся майка на голове Клавы, конец свисает вдоль щеки, лицо сурово, каку Лоуренса Аравийского.

Пожар в трюме…

Конец Синдиката…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Павлик — энтузиаст, неутомимый следопыт, бесценный дляСиндиката кадр, звонил обычно Яше часиков в пять утра…

— Яков Михалыч, — он бурно вываливал какую-нибудьсвеженькую идею и замирал в ожидании, — как эта идея понравилась?Прислушаются ли, оценят ли?

— Я вот что подумал: а не двинуть ли нам по тюрьмам, поэтапам, по лагерям?..

— Считаешь, пора? — озадаченно спросил его Яша…

— Да там нашего народу — убийц, насильников,аферистов, — сколько душа пожелает!

Яша поколебался…

— Думаешь, мы исчерпали число приличных… ну, хотя бы, —обычных людей? — неуверенно спросил он. — А эти у нас… думаешь,приживутся?.. Наша страна, вообще-то, не криминогенная…

Павлик замолк, засопел — вероятно, обдумывал ситуацию… Аможет, недавнее прошлое вспомнилось…

— Ладно, — вздохнув, проговорил он, — стануискать что-нибудь такое… обычное…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Петюня Гурвиц, апостол Петр нашего Синдиката, был назначенглавой штаба кампании «Горячее сердце».

Он вызвал Яшу и велел сочинить несколько дацзыбао, в которыхСиндик должен взывать к потенциальному восходящему (сначала, конечно, онобратился с этим ко мне, но я состроила такую брезгливую гримасу, что он сразупонял, что обратился к герцогине с просьбой подоить корову).

Итак, он вызвал Яшу и сказал ему:

— Понимаешь, мы должны им что-то говорить… Такое, чегоне говорили раньше. Говорить что-то такое… Понимаешь? Вот что ты емускажешь, — такого? Вот, ты приходишь, и что ты говоришь?

— Надо подумать…

— Вот, иди, подумай и напиши.

— Как — напиши? — удивился Яша.

— Словами. Что ты — ему, что он — тебе. Что ты ему наэто в ответ, а он — тебе, значит… И так далее…

— Но… — замялся Яша… — Ведь невозможно заранее знать —что тебе возразят.

Петюня поморщился:

— Возможно, возможно… Что такого особенно неожиданногоможет он тебе сказать? Как и ты ему, впрочем…

— Зачем же тогда писать? — спросил Яша.

Петюня закатил к потолку голубые плутовские глазанаклюкавшегося на Тайной вечере апостола:

— Ты меня спрашиваешь?

Улыбнулся лукаво и спросил:

— Хочешь анекдот?

Анекдот от Петюни

Дама на приеме у врача:

— Я такая больная, доктор, такая больная… И здесь вотдавит, и тут тикает, и там вот щемит…

— Хорошо. Раздевайтесь…

— Доктор, я так стесняюсь…

— Хорошо, давайте я опушу занавес и погашу свет…

Спустя минуту в полной темноте:

— Доктор, я не вижу — куда класть одежду.

— Кладите на мою…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Азария… Никогда невозможно угадать — какую форму выберет ондля своего послания. Однажды прислал чье-то разводное свидетельство, надкоторым я сначала хохотала, потом задумалась. Выглядело оно так:

«В третью субботу пятнадцатого дня месяца Хешван, пять тысячсемьсот пятьдесят семь лет со дня сотворения мира по летосчислению, что ведеммы в Иерусалиме, лежащем на водах текущих и на водах застывших, Вадим,зовущийся Вадик, сын Александра, зовущегося Шуриком, дал жене своей Татьяне,зовущейся Татулей, развод по вере Моисея и Израиля в присутствиинижеподписавшихся свидетелей развода: