– Точно, давно промышляю разбоем на большой дороге.Сломались?

Парень кивнул:

– Не добрался до Кропотова совсем чуть-чуть. Похоже, ваккумуляторе конденсатор накрылся. И народу никого!

Я кивнула:

– Тут ездит мало народу. Только в Ложкино, Кропотово,Третьяково, дальше дорога заканчивается. Могу вам чем-нибудь помочь?

Юноша кивнул:

– Может, трос найдете?

Я вышла из машины, открыла багажник и забормотала:

– Честно говоря, не знаю, вполне вероятно, что тут он илежит. Да вы не волнуйтесь, я сейчас…

Но тут откуда ни возьмись прилетела пчела и со всей дуриукусила меня чуть пониже спины. Я не успела даже взвизгнуть, как свет померк.Последней мыслью, пронесшейся в голове, было: «Это не насекомое, пчелы нелетают в феврале».

– Вы уверены, что она очнется? – спросила Зайка.

– Давление низковато, – сообщила Оксана.

Я открыла глаза и увидела свою лучшую подругу, хирурга,которая стояла в ногах кровати, одетая в светло-зеленый халат и такие жетапочки.

– Вот! – воскликнула Оксана. – Добрый день! Добропожаловать!

Я хотела было ответить ей, но язык отчего-то не слушался,потом на голову кто-то набросил одеяло.

– Эй-эй, – донеслось из темноты, – можешь сказать, как тебязовут? Ну, ну, открывай рот!

– Если мать молчит, значит, ей совсем плохо, – вклинилсяголос Аркадия.

– Хорошо, – простонала я, – очень хорошо.

Глаза открылись, и я снова увидела Оксану, на этот раз вбелом халате.

– Ты кто? – резко спросила она меня.

– Даша.

– Фамилия?

Удивляясь странному разговору, я все же ответила:

– Васильева.

– Замечательно, – обрадовалась подруга, – теперь быстроскажи, сколько будет трижды восемь?

– Сорок восемь.

Оксана с тревогой посмотрела на меня.

– Ну ты нашла, что спросить, – хмыкнул Аркадий, – да онаникогда таблицу умножения не знала! Надо другим поинтересоваться. Мать, быстросообщи, сколько стоит стомиллилитровый флакон твоих любимых духов?

Я попыталась сесть, потерпела неудачу и, борясь сголовокружением и тошнотой, спросила:

– Тебе зачем?

– Будь человеком, ответь.

– Две тысячи четыреста пятьдесят два рубля. Но это с учетомнакопительной скидки на моей дисконтной карте. Вообще говоря, флакон стоитдороже, но…

– Видишь? – торжествующе заявил Кеша. – Она все помнит! А тыпро трижды восемь поинтересовалась.

– Как зовут нашего мопса? – влезла Маня.

– Хуч.

– А что больше всего любит делать полковник на отдыхе? –поинтересовалась Зайка.

Я наконец-то справилась с дурнотой и села.

– Дегтярев ловит рыбу, вернее, ему кажется, что ловит,потому что несчастные создания, добытые им в водоеме, следует немедленноотпустить домой, настолько они маленькие и тщедушные. Вы что, все с умапосходили? Отчего задаете глупые вопросы?

– Ясно, – процедил Кеша и, резко повернувшись, вышел.

– Да уж, – покачала головой Оксана и тоже удалилась.

За ней выскочила Зайка.

– Мусечка, – закричала, плюхаясь на кровать, Маруська, – тылучше изобрази, что умираешь, а то плохо будет!

Я оглядела просторную больничную палату, набитуюаппаратурой, и удивилась:

– Зачем мне прикидываться и вообще, как я сюда попала?

– Вот-вот, – закивала головой Маруся, – уже лучше, тут всетак перепугались! Еще до того, как ты проснулась, Аркадий сказал Зайке: «Еслимать сейчас нас не узнает, я просто разревусь, как маленький». А Зайка ему вответ: «Не волнуйся, все будет хорошо, Дашку так просто не свалить».

Манюня замолчала.

– Ну и дальше что? – поторопила ее я.

Маня ухмыльнулась.

– Дальше Кеша заявил: «А если выяснится, что с матерьюничего не случилось, я просто убью ее!» Кстати, вчера Дегтярев пообещал то жесамое. Между прочим, Оксана на их стороне, предательница! Тоже шипела:«Наказать, отнять машину, запереть в Ложкине!» Одна я с тобой. Никогда тебя непредам.

Я осторожно попыталась встать, но тут обнаружила, что отменя тянется какая-то трубка, уходящая под кровать, испугалась и откинулась наподушки.

– Тебе плохо? – забеспокоилась Маня.

– Мне хорошо, – пробормотала я, – будь другом, раздобудьсигарету.

Маруська озабоченно вздохнула и убежала. Я посмотрела ейвслед. Очень похоже на Аркадия, сначала переживать за мое здоровье, а потом,поняв, что мне полегчало, разозлиться и метать в меня снаряды. Нет уж, Маруськаправа, нужно изобразить крайнюю степень недомогания!

Я слегка пошевелилась в кровати, устраиваясь поудобней, изастонала. Так, кажется, хорошо получается, прикидываться несчастной больнойочень даже просто.

Целых три дня я, стоило кому-нибудь заглянуть в палату,закатывала глаза и издавала жалобные звуки. И Зайка, и Аркадий, и Дегтярев тутже начинали бормотать:

– Ладно-ладно, ты скоро поправиься!

– Уходите, – лепетала я, – голова кружится.

Как только домашние исчезали, я вытаскивала из-под подушкиочередной детектив, а из тумбочки пирожное. И духовной, и физической пищей меняисправно снабжала Маруська.

В пятницу в палату вошла Оксана. Я, едва успев сунуть книгуи надкушенный эклер под одеяло, мигом смеживала веки.

– Эй, Дашка! – позвала подруга.

– М-м-м…

– Открой глаза!

– Не могу, о-о-о, плохо…

– Не ври! У тебя ничего не болит!

Я удивилась:

– Откуда ты знаешь?

– Так сколько лет я врачом работаю! А это что?