Вот так! Не пей слишком много – сохранишь жизнь.

– Эй, приятель!

Старушка, мерно покачивая боками, шла вперед. Мокси не отвечал незнакомцу.

– Эй, остановись на минутку, а?

Пьяницу бросило за ствол дуба, потом вновь вынесло на дорогу. Мокси и Старушка поравнялись с ним, и пьяница, зачем-то прикрыв глаза, ибо солнце давно село и на Большой дороге царила ночь, посмотрел всаднику в лицо.

Потом, когда он будет рассказывать об этой встрече своей жене, та нипочем ему не поверит. Скажет, что он просто надрался в стельку и все ему привиделось. И уйдет из кухни. Но, что бы там ни ворчала его жена, пьяница свято верил в то, с чем столкнулся на Большой дороге: когда он поднял глаза и взглянул в лицо едущего мимо всадника, то лица он не увидел; вместо лица на него смотрели сама Вина и воплощенная Ярость.

– Это правда! – будет орать пьяница дрожащим голосом, с трудом удерживая равновесие в качающейся кухне. – Правдивее самой правдивой правды. Глаза у него горели, а лицо высечено из камня. Он приставил пушку мне ко лбу и сказал то, чего я никогда не забуду. Он сказал, что ее никто не посмеет похоронить заживо. Что я должен был ему сказать? Черт побери! Я упал на колени прямо на дорогу. Пьян я был или нет, но то было лицо самой Вины. И Ярости, призванной, чтобы победить ее.

Опал сидел за столом, когда вошел доктор. Хорошо одетый, с гладко зачесанными назад седыми волосами. В правильных, ясно очерченных чертах его физиономии сквозила уверенность. Густые седые усы подчеркивали квадратную основательность подбородка, и Опал, еще до того, как этот человек представился, понял, с кем он имеет дело.

– Я доктор Александр Вульф, – сказал вошедший, и глаза его сверкнули. – А вы – шериф, верно?

– Верно, – кивнул Опал.

– Хотите поговорить? Позволите присесть? Я только что прибыл из Чарльза. Мой кучер нынче слегка приболел, и мне пришлось управлять экипажем самому.

Опал жестом указал доктору на кресло по другую сторону стола.

За окном стемнело. Открой Опал окно, в его кабинет ворвались бы приглушенные шумы вечернего города, но сегодня все его внимание было занято поздним гостем.

– Меня послал к вам мистер Эверс, – сказал доктор. – Он весьма озабочен тем, чтобы я встретился с вами. Судя по его телеграмме, вы не вполне уверены в факте моего существования.

– Я до сих пор не уверен в этом.

Вульф улыбнулся.

– При всем моем к вам уважении, шериф… И, поверьте, я вполне искренен, но там, откуда я прибыл, вас сочли бы в высшей степени наивным человеком.

– В Чарльзе?

– Да где угодно, как я полагаю.

Когда Вульф улыбался, глаза его сверкали, а кожа на лице натягивалась.

– И почему же? – спросил шериф.

– Да потому, что я сижу здесь, перед вами.

– И у вас есть доказательства тому, что вы действительно врач?

– Даю вам честное слово. Кроме того, мы с вами можем поговорить о медицине, и разговор наш будет длиться всю ночь.

– Может быть, и поговорим.

– Отлично, – вновь улыбнулся Вульф. – Но сперва сообщите мне, что я должен сделать, чтобы снять подозрения с моего друга?

– Расскажите мне о Кэрол Эверс.

– И что вы хотели бы знать?

– Как она умерла?

– Это не такой простой вопрос, – начал Вульф, положив свои белые ладони на колени скрещенных ног. – Я думаю, у нее было слабое сердце. Дуайт сообщил мне, что она постоянно жаловалась на головокружение. Как я понял, в тот день, когда она умерла, у нее случился приступ.

– Я знаю об этом. А откуда узнали вы?

– Мне сообщил Дуайт. Кто же еще?

Опал не ответил. Он внимательно смотрел в глаза сидящего перед ним доктора.

– Дуайт искренне скорбит, – произнес тот.

– Да, именно это он мне и говорил.

– И в это вы тоже не верите?

Опал уперся локтями в крышку стола и склонился к доктору.

– Вас буквально разрывает от вопросов, – сказал он. – Вы разбрасываетесь ими, словно это бисквиты. А может, нам поменяться ролями и вы будете отвечать на вопросы, а не задавать их?

Доктор и глазом не моргнул.

– С удовольствием, – сказал он.

– Как вы думаете, доктор, отчего она умерла и каковы основания для поставленного вами диагноза? – спросил Опал.

– По моему мнению, причина ее смерти – слабое сердце. У Кэрол было плохое кровообращение – отсюда и приступы головокружения как симптом. Скорее всего, она стала жертвой сердечного приступа.

– А раньше вы не знали о ее болезни?

– Нет, шериф. Будь я ее лечащим врачом…

– Но вы им не были? Почему?

На Вульфа этот вопрос произвел, казалось, слабое впечатление.

– Наверное, все дело в расстоянии. Мы жили слишком далеко друг от друга.

– Но достаточно близко, чтобы явиться в тот самый вечер, когда она умерла.

– Смерть – более серьезная причина для приезда, чем обычная простуда.

– А кто говорит об обычной простуде?

Вульф вновь улыбнулся.

– Сегодня важно то, что она умерла, – сказал он. – А ваши вопросы заставляют меня думать, что вы в чем-то подозреваете моего друга.

– Я подозреваю вас.

– И я вас понимаю. Мы никогда прежде не встречались. Хотя я не знаю, почему нельзя верить человеку, если он открыто говорит, кто он есть и чем занимается. Впрочем, вы можете мне не верить.

– Почему вас нет ни в одной из регистрационных книг?

Это был неожиданный вопрос. Опал внимательно наблюдал за реакцией доктора.

– Простите? Что вы имеете в виду?

– Официальный реестр практикующих врачей.

– Потому что я не зарегистрирован.

– Вот как?

– Именно так.

– Но как такое может быть? – продолжал шериф.

– Вы же лучше других понимаете – в том, что касается врачей, каждый человек имеет право выбора. Мы голосуем за того, за кого считаем нужным проголосовать, и едим то, что нам нравится. Мои методы лечения признаны спорными большинством врачей, занесенных в эти устаревшие книги, а потому тот, кто их составляет, решил, что меня вовсе не существует.

– То есть вы – сторонник нетрадиционной медицины, так?

Вульф улыбнулся.

– Нет. Но дух может эффективно исцелять и телесные раны.

Опал откинулся в своем кресле. Это был лучший из возможных ответов на поставленный им вопрос.