— Как же ты могла брать у нее деньги? — смотреть ей в глаза не хотелось, Макар продолжал разглядывать экран, бездумно листая. — У нее ребенок маленький, она одна осталась.

— Зато у нее сейчас все прекрасно, — не сдержалась Алена.

— А это что? — глаз зацепился за транзакцию, Макар с удивлением прочел: — Акушерско-гинекологическая клиника? А она тебе зачем?

Платежей было много, Макару надоело листать, он посмотрел на Алену, та кусала губы и смотрела на него полными слез глазами.

— Я лечусь там, Мак.

— От чего лечишься? И почему там, у нас оплаченные пакеты в «Медикал Центре»?

— От бесплодия. У меня был выкидыш, я не могу больше иметь детей, — и она зарыдала, закрывая руками лицо.

Макар несколько минут рассматривал рыдающую жену, понимая несколько отстраненно, что его совершенно не трогают ее слезы. Нет, конечно, он ей искренне сочувствовал, но бескрайнего горя в связи с ее бесплодием, увы, не ощущал.

Развернулся, набрал из кулера воды и протянул стакан Алене.

— Выпей воды и успокойся. Почему я не знаю о выкидыше? Где твоя медицинская карта? Почему ты не подумала поставить меня в известность?

— Я боялась, что ты меня бросишь, — у нее был такой вид, будто она сейчас снова начнет рыдать. Но к сожалению, утешить ее Макару было решительно нечем.

— Я, конечно, не оставлю тебя без помощи, — сказал он, сцепив перед собой пальцы, — но нам в любом случае следует развестись.

***

Всю дорогу к особняку Арсен молчал, глядя в окно, один раз только посмотрел на Эву, когда повернулся, чтобы переложить себе на руки уснувшую у него под боком Машку. И не поздно совсем было, а уснула. Арсен устроил ее на коленях, а когда приехали, все так же молча отнес в детскую.

Потом Эва слышала, как он вызвал Алексея, и они надолго закрылись в кабинете. Ночью муж не спал, мерил шагами спальню, она даже через гардеробную это слышала. Эва сама не могла уснуть, как тут уснешь, когда перед глазами стоит Макар с горящими глазами, полными такой боли, что ей самой больно делалось.

Эва вспоминала и проматывала в голове каждое мучительное мгновение их объятий, она видела, что Макар не просто не хотел ее отпускать, он НЕ МОГ этого сделать. И она не хотела, она так истосковалась без него, так легко было думать, что она может без него, пока не почувствовала на себе его руки, а в глаза ей не заглянули его глаза.

Воспоминания сами, без спроса, наползали оттуда, куда Эва их когда-то затолкала и наглухо заколотила досками. Теперь она безуспешно пыталась с ними справиться, но ничего не помогало, перед ней один за другим мелькали кадры из прошлой жизни, и везде был он, Макар. В машине, на кухне, в постели, в душе, одетый, раздетый, смеющийся, жующий, хмурый, и Эва бессильно хваталась за простыни, моля в темноту: «Не мучай меня, Мак, пожалуйста, уходи».

Уснула где-то под утро, под мерные шаги Ямпольского, которые слышала через две стены. Проснулась невыспавшаяся, уставшая, как будто по ней проехались катком, а когда спустилась завтракать, выяснилось, что Арсен уже уехал в город.

Целый день она снова провела в подготовке, а вечером после ужина, на который успел прибыть верный своему слову Ямпольский, Эва устроилась в холле, чтобы разложить оставшиеся фото и выбрать лучшие — в одном зале оставалась целая незанятая стена. Она отобрала вдвое больше нужного и зашла в тупик, оставалась последняя надежда.

— Арсен, ты мне не поможешь? — заглянула она в кабинет. Конечно, если бы он ушел спать, ни за что не стала бы беспокоить, но раз сидит и перебирает какие-то бумажки…

Муж не отказал, спустился с ней в холл, уселся на пол возле разложенных снимков и уложился максимум в десять минут, Эва тайком только вздыхала. Причем, самолюбие ее никто щадить и не думал:

— Это пойдет, это пойдет, это не годится, а это выбрось и не позорься.

Пока Эва гадала, как у него так лихо получается и научится ли она когда-нибудь так же, Арсен выудил из папки ее детсадовские снимки.

— А это что такое?

— Я решила оцифровать свои детские фотографии, — заглянула ему через плечо Эва.

— Это мама маленькая! — влезла Машка, которая вьюном крутилась вокруг Ямпольского. — Тут она в садике, я тоже в садик ходить буду, да, папа?

— Будешь, будешь, — пробормотал под нос Арсен, перебирая фотографии, а потом резко спросил безо всякого перехода: — Почему ты тут так бедно одета? У вас не было денег?

— Почему бедно? — опешила Эва и взяла у него снимок. Ничего не бедно, колготки чуть растянуты на коленках, так они у всех там были растянуты, платьице и вязаная кофточка, которую мать сама вязала. Эва ее обожала из-за двух меховых хвостиков, пришитых к краям воротничка. — Все так одевались, я в обычный сад ходила, не в частный, да их тогда, наверное, и не было еще. А если и были, то денег у мамы точно на такой сад не хватило бы. Мы обычно жили, не богато, но и нищими не были.

На следующей фотографии были сняты Эва с мамой в обнимку возле новогодней елки, Эва стояла счастливая, с улыбкой до ушей и с подарочным набором конфет в руках, а мама сидела на корточках вполоборота и смотрела на Эву.

— Мама похожа на свою маму, а я нет, — обиженно сказала Машка, забрала фото себе и взобралась на диван, чтобы вдоволь там подуться и посопеть. Это была правда, дочка не была похожа ни на нее, ни на Макара, разве что глазами. Ну и повадками, иногда ее ребенок был совершенно невыносим.

— Поздно уже, — сказал Арсен, поднимаясь с пола и отряхивая джинсы, — всем надо выспаться, завтра открытие выставки, а потом банкет.

***

— Ты уверен, что я их всех знаю?

— Конечно, я лично всех тебе представлял.

— Но я не помню никого, Арсен, какой ужас, — пробормотала Эва и тут же постаралась ослепительно улыбнуться, заметив направленный на них объектив фотокамеры одного из аккредитованных журналистов.

— Не страшно, главное, что они тебя хорошо помнят, — одними губами ответил Ямпольский.

Эва и не думала, что будет столько приглашенных. Абсолютно незнакомые люди подходили к ней, поздравляли, желали творческих успехов, но она стоически улыбалась и благодарила, делая вид, что всех знает и всех узнает.

А потом лицо и плечи словно обожгло, Эва обернулась и увидела Макара. Он стоял у стены и смотрел на нее с легкой полуулыбкой, смотрел с облегчением, будто потерял ее и вот сейчас нашел, а у нее мурашки по телу побежали, таким знакомым и забытым был этот взгляд. Теплый. Близкий.

Точно так же Мак смотрел на нее на яхте, когда они танцевали свой первый танец на глазах у всех. Когда надевал сережки, те самые, что она отдала дочке. И когда она что-то готовила, болтая по телефону и бегая по его просторной кухне, Мак садился за стол и вот так смотрел. Когда она с ноутбуком на коленках увлеченно доделывала какую-то работу, он тоже ложился рядом на диване и смотрел. И когда она кормила Машку…