— Где ты была во время казни? — неожиданно поменялтему разговора Цезарь. — Тебя видели ночью на Форуме.

Юлия молчала, опустив голову, и отец понял, что не ошибся ина этот раз.

Он нахмурился.

— Это не самое подходящее место для девушки, —строго сказал Цезарь, — прошу тебя помнить об этом.

— Я видела тебя там, — тихо призналась дочь.

Цезарь неожиданно разозлился.

— Этот варварский обычай и никому не нужная жестокостьтолько обострили наши отношения с катилинариями.

— Все в Риме говорят, что ты был против казни.

— Я был против нарушения римских законов, — усталосказал Цезарь, — и боюсь, что этим прецедентом мы только открываем длинныйсписок незаконных приговоров и казней. Цицерон меньше всего думал о нашемгосударстве. Им двигала скорее личная месть к катилинариям.

Юлия подошла к отцу.

— Римляне любят тебя, — тихо прошепталаона, — и, кажется, я начинаю понимать за что. Ты одинаково велик и вгневе, и в милосердии. Юпитер благоволит к тебе во всех твоих начинаниях.

Отец молчал. Мысли его были обращены к Иудее, где в этовремя находилась армия Помпея. Это сейчас волновало его более всего.

И ненавижу ее и люблю.

«Почему же?» — ты спросишь.

Сам я не знаю, но так

Чувствую я — и томлюсь.

Гай Валерий Катулл

(Перевод Ф. Петровского)

Минули сатурналии, дивалии и ларенталии,[124]проводимые в этом году с меньшей помпезностью и роскошью. И не раздавалисьголоса празднующих, не чувствовалось привычного веселья. Смертная казнь, стольдавно не применяемая в Риме и совершаемая теперь с такой театральнойторжественностью, потрясла почти всех римлян своей жестокой реальностью.Смерть, столь нежеланная гостья в стенах «Вечного города», вошла туда, дабыутвердить свое господство, и ее ледяное дыхание словно коснулось каждого. Икаждый римлянин интуитивно почувствовал, что эта проклятая гостья собираетсяостаться в городе очень надолго.

В эти холодные предновогодние дни Вибий, уже несколькооправившийся после ранения, изнемогал от желания увидеть Семпронию. Если бы онмог оказаться рядом с ней, часто думал юноша, вспоминая дни, проведенные в домеженщины. Только после ларенталий эскулап разрешил ему вставать, и, с трудомпередвигаясь, морщась от боли, Вибий поспешил к дому любимой.

Семпрония в эти дни испытывала похожие чувства. Но не кнесчастному Вибию. Ею всецело владела единственная страсть к Катилине. Но еевозлюбленный был еще дальше, чем от своей любви Вибий, и это еще большеразжигало страсть в этой необузданной натуре.

Вибий, прихрамывая, подходил к дому Семпронии в сумеркахнадвигающейся ночи. Он сумел незаметно уйти из дома, надеясь объясниться слюбимой женщиной.

У портика дома Семпронии в этот вечерний час не было нидуши, и Вибий мысленно поблагодарил богов за посланную удачу. На стук в дверьпоявился привратник, сразу узнавший Вибия. Не расспрашивая ни о чем, онпропустил его в атрий и послал за рабом предупредить хозяйку.

Вибий неторопливо ходил по атрию, хотя подобная нагрузкаотдавалась сильной болью в бедре. Наконец, на пороге появилась Семпрония сраспущенными волосами. На ней был голубой хитон, не скрывавший прелестей еефигуры.

— Вибий, — удивилась женщина, — ты ужепоправился? Что случилось?

— Да, — угрюмо сказал юноша, — я чувствуюсебя достаточно хорошо. Но я пришел сюда не только для того, чтобы сообщитьтебе от этом.

— Слушаю, — улыбнулась женщина.

— Я пришел сказать, — Вибий замялся и, пересиливсебя, продолжал: — Я пришел сказать, что вот уже два месяца я сгораю от тоскипо тебе, Семпрония. Я полюбил тебя и, клянусь Юноной, потерял из-за тебя разум.

Женщина самодовольно усмехнулась. Это было далеко не первоепризнание, услышанное многоопытной Семпронией. Но каждое такое признание былоприятно женщине, хотя она была зачастую равнодушна к мужчинам, столь горячопредлагавшим ей свою любовь. Бесстыдное поведение, пренебрежение всемивозможными правилами морали, а скорее даже вызов общепринятым нормам быстроразвратили Семпронию, и душа ее, погрязшая в пороках, уже не могла отзыватьсяна волны любви другого человека. Если бы не страсть к Катилине, котораявнезапно обожгла ее, она осталась бы равнодушной, слушая слова Вибия. Онискорее льстили ее самолюбию, услаждая слух, чем трогали сердце.

Но сейчас не меньший огонь пылал и в ее груди. Она подошла кВибию, касаясь его лица кончиками пальцев.

— Бедный мальчик, — нежно сказала она. — Ястарше тебя на целых шесть лет. Я слишком стара для тебя, Вибий.

Юноша вспыхнул, весь дрожа от близости любимого существа. Вего жизни, столь короткой и беспутной, это была первая любовь, и, как всякаяпервая любовь, она была сладостно-мучительной и восторженной.

Предыдущий опыт разврата не мог убить в нем надежду на эточувство, столь редко посещающее смертных.

— Я люблю тебя, — упрямо повторил Вибий, делая шагвперед.

Семпрония легко дотронулась до его головы.

— Боги ослепили тебя, но это быстро пройдет, Вибий,поверь мне.

Юноша жадно схватил ее руку и стал осыпать поцелуями стольсладостное для него тело. Семпрония с улыбкой следила за ним, не пытаясьвысвободиться.

— Клянусь Венерой, ты безумен, — ласково сказалаженщина, не уклоняясь от поцелуев, — подожди, подожди.

Она отстранилась от юноши.

— Ты красив, как Аполлон, смел, отважен… Я не для тебя,Вибий. Все это я уже прошла, и не один раз…

— Не говори, — закричал юноша.

— Не перебивай, — властно сказала женщина, —я не смогу тебя любить, а просто обладать моим телом тебе мало. Ты хочешь,чтобы я отвечала на твои ласки, поцелуи, объятия. Этого не будет, Вибий… Когдаты захочешь, ты можешь прийти ко мне и провести ночь. Я буду ждать тебя, и внаграду за твою смелость ты можешь взять меня. Но только тело, душа моя, увы,уже слишком стара.

Она повернулась и вышла, не прощаясь. Вибий еще несколькомгновений стоял молча, затем, сжав кулаки, поднял их вверх.

— Проклятие! — прокричал он, с трудом выходя изатрия.

Уже на улице, обратившись к небу, он мрачно погрозил кому-тои стремительно зашагал к дому своего дяди — Аврелия Котты, где он проживал всеэто время. Но, сделав несколько шагов, он едва не упал, настолько сильной былаболь, пронзившая его тело.

— Даже боги против меня, — прошептал он с горечью.