всепроникающий холод и тяжесть нагруженных саней. Каждый день я молилась, чтобы мне никогда не пришлось лезть в ледяную воду и бултыхать ногами, стараясь не думать о бездне подо мной. Тревожно было думать, что буду заползать в палатку, стоящую на дрейфующей льдине посреди бездонного серо-зеленого океана, и знать, что могу проснуться утром за много километров от координат, которые пометила на карте перед сном.

Каждый год в апреле на расстоянии примерно одного-двух градусов от Северного полюса русские устраивают базу «Барнео», спонсируемую Русским географическим обществом и функционирующую около трех недель. Группу инженеров на парашютах забрасывают на лед с российских вертолетов Ми-8, чтобы построить временную взлетно-посадочную полосу, и на нее грузовой самолет Ил-76 доставляет припасы, палатки, топливо и оборудование. Русское географическое общество, в котором состоят в первую очередь ученые, курирует ряд научно-исследовательских проектов по изучению влияния изменения климата на арктические ледовые шапки.

Отправной точкой всех экспедиций на базу «Барнео» является город Лонгйир, столица норвежского Шпицбергена. Прибыв на Шпицберген для встречи с нашим проводником Дугом Стаупом, мы с Остином тренировались, буксируя сани по Лонгйиру. Известно, что белые медведи могут начать преследовать тех, кто путешествует к Северному полюсу, поэтому у нас были с собой ракетницы, чтобы отпугнуть их, и винтовка, чтобы защищаться, если ракетницы не сработают. Мы провели сухую тренировку, раскладывая и складывая палатки. Пенни прислала мне сообщение: «Снимай километры видео и тонны фоток!» Я проверила электронику и решила хорошенько выспаться, чтобы стать неотразимой на момент нашего отбытия ранним утром.

В столовой базы «Барнео» все были одеты в массивные пуховики и сжимали рукавицами кружки с чаем, вдыхая пар обветренными губами и покрасневшими носами. Там была норвежская команда, возглавляемая известным скандинавским исследователем, и британская команда, под руководством столь же опытного англичанина. Нашему маленькому трио не хватало такого украшения, однако сплошные льды на 360 градусов вокруг отлично сглаживают все различия. Мы были более маневренны, могли позволить себе более простую логистику, и при том в нашем распоряжении были те же метеосредства, что и у других. Нет, это не было соревнованием, и все же нет смысла отрицать скрытую конкуренцию, которая всегда ощущается среди присутствующих на базе.

Сквозь узкий иллюминатор вертолета Ми-8, на котором мы летели к 89-му градусу северной широты, я смотрела вниз, на невероятно разнообразную палитру оттенков синего и белого. Текстуры и оттенки возникали, менялись и повторялись: громадные, словно мамонты, айсберги с белыми макушками, плавающие в серо-стальной воде, костистые хребты, впивающиеся в молочно-белое небо, свежие снежные карнизы, нависающие над седыми древними ледниками. Ледовые поля уходили вдаль во всех направлениях и представляли собой бесконечное разнообразие материала, начиная с грубого пакового льда и заканчивая бледно– опаловыми сквозистыми льдинами, такими тонкими, что их трудно было отличить от широкой полосы открытой воды.

– Похоже, в основном это старые, многолетние льды, – заметил Дуг. – Вероятно, толщиной сантиметров девяносто.

Я вовсе не ожидала, что местность окажется похожей на Антарктиду, но я не была готова к огромным торосам – нагромождениям льда, которые образуются в результате столкновения массивных ледовых полей. Пока все остальные восхищались красотой торосов, я гадала. Мы что, и правда должны идти через торосы на лыжах? Русские высадили нас на 89-м градусе при свете полярного солнца, сияющего тут круглые сутки. Влажный ветер касался лица будто лезвием ножа. Мы выгрузили снаряжение всех трех команд, и русские улетели. Мы впряглись в сани, прикрепили к ботинкам лыжи и потащили, причем каждая команда шла своим маршрутом.

Не прошло и часу, как я поняла, что с моими лыжами что-то не в порядке. Во время тренировок мы двигались по ровной лыжне. Теперь же под ногами были рытвины и торосы. Местность была в лучшем случае просто неровной, а в худшем – непроходимой. Каждый раз, когда лыжи натыкались на неровность, от них отщеплялись куски, так что единственным способом не отставать от других было снять лыжи и тащить сани через ледяные глыбы пешком. Застрявшие сани приходилось вытаскивать, поднимать и преодолевать неровный участок, а потом опять надевать лыжи, крепить постромки к саням и снова тянуть, пока я не натыкалась на следующий торос, у которого все повторялось по новой. И крепления моих лыж отстегивались слишком часто. Как говорится, я была велика моим ботинкам.

Сани весили почти 41 кг, и я тащила их через эту полосу препятствий, перекинув постромки через плечо, так что через несколько часов я взмокла в синтетической (никакого пуха!) одежде, которая должна была защищать от сырости. Из-за ледяного ветра холод ощущался значительно сильнее, было примерно минус 30°, но я чувст-вовала, как пот стекает по пояснице и впитывается во внутренние слои одежды вдоль тела и между ног. Когда мы остановились на привал, мне было так ужасно холодно и сыро, что я не смогла съесть ничего существенного. Однако нужно было предотвращать обезвоживание, поэтому я заставляла себя снимать маску, делала быстрый глоток и снова надевала ее. Вдох. Снять маску. Глотнуть. Надеть маску. Вдох. И так с каждым глоточком и каждым кусочком. В любом случае, было слишком холодно, чтобы возиться с напитками и наполовину замерзшим перекусом. И слишком холодно, чтобы снимать рукавицы и возиться с камерами, поэтому у меня не осталось ни одного снимка потрясающего пейзажа.

К концу второго дня у меня начался лающий кашель и серьезно испортилось настроение. Неполадки с креплениями лыж мешали двигаться в устойчивом ритме, но с отрицательным дрейфом дела обстояли не так уж плохо, так что в целом у нас все было в порядке. Остин чувствовал себя хорошо; с лыжами у него все нормально, так что рассчитывал, что мы уложимся в срок и уже строил планы на потом.

– Мы отлично вписываемся в график, – заявил Остин за ужином. – Как думаешь, у нас получится вернуться, чтобы я успел на официальный обед в следующие выходные?

Он начал рассказывать о мероприятии, там ждали Билла и Хиллари Клинтон, и я поняла, что это и правда важно, но мне было так плохо, что от болтовни Остина занемело лицо. Мой внутренний диалог оживился и принялся разглагольствовать: «Вот, значит, почему ты поднялся на Аконкагуа только со второй попытки, а на Эверест так и не дошел? Может, тебе просто надо поменьше таскаться по всяким…» – я спохватилась и расстегнула спальник, чтобы глотнуть воздуха. «Прекрати. Не говори того, о чем потом пожалеешь. Не перекладывай свои проблемы на других».

Когда-то давно мой глупый младший брат увидел, как я целуюсь со своим первым парнем, и пообещал:

– Я расскажу маме и папе.

– Только попробуй, – огрызнулась я. – Тогда