– Если окажешься в воде без гидрокостюма, обморожения не избежать, – ответил Дуг. – Тебе придется чертовски постараться, чтобы переплыть на другую сторону, но нельзя оставаться в воде дольше 3–4 минут.

– Не одно, так другое, – кивнула я в ответ.

– Я серьезно.

– Ладно, выберу «другое».

Остин согласился. Мы сняли лыжи и закрепили по-клажу на санях. Я уселась верхом на свое снаряжение и нашла подходящую опору для ног.

– Не спеши. И держи ноги выше, – сказал Дуг. – Будь осторожна.

– А надо?

Он засмеялся и взялся за задний конец моих саней.

– Готова?

– Всегда готова.

Он решительно толкнул сани вперед. Они скользнули по слякоти, а затем лед подо мной провалился, и сани, как поплавок, закачались в глубокой воде. Я старалась сохранить равновесие, отчаянно молясь про себя. О Господи… Блин… Помоги мне, Иисусе… Черт…

Я замерзла и устала до дрожи в ногах. Я приказала себе расслабляться и дышать ровно, стараясь не кашлять. Слышно было, как Остин скользнул в воду позади меня, а за ним Дуг. Когда я почувствовал, что смогу двигаться, сохраняя равновесие, осторожно вытянула лыжную палку и окунула ее конец в воду. Сани накренились и закачались из стороны в сторону. Я крепче обхватила ногами снаряжение, стараясь отыскать в себе тот центр равновесия, про который твердят на пилатесе. Более минуты ушло на то, чтобы найти это равновесие и начать двигаться в плавном ритме, подгребая то с одной стороны, то с другой. Я не решалась обернуться, но слышала, как Остин и Дуг позади меня тоже нашли собственный ритм, и каждый из нас думал о том, как держать равновесие и дышать.

Ветра не было. Не слышно было ни звука. В промерзшем мире царило безмолвие, если не считать попеременного плюх, плюх лыжных палок в воде и мягкого шуршания и скрежета, который раздавался всякий раз, как тупой нос моих саней натыкался на обломок льда. Мелкие осколки от крошащегося края ближайшей льдины падали на поверхность воды, то погружаясь, то всплывая. Более крупные обломки отбрасывали тени на прозрачную воду внизу, создавая призрачное царство, уходившее вглубь, пока не становилось совсем невидимым.

25 июня 1981 года моторный катер, за штурвалом которого стоял человек, думавший лишь о летней вечеринке и ни о чем больше, попытался проскочить в узкий промежуток между плотом и парусной лодкой. Мой брат в это время плыл с плота на лодку. Он был уже на полпути. Дети на плоту видели приближающийся катер. Они махали руками и кричали мотористу, чтобы тот остановился, но на катере все пили, а из-за рева мотора и громкой музыки не слышали криков. Зная, что ему некуда плыть ни вправо, ни влево, и основываясь на траектории движения катера, Бен нырнул, надеясь спастись. У него ничего не вышло. Когда вращающиеся лопасти мотора вонзились ему в грудь, они выкинули тело вверх, и двигатель заглох. Согласно полицейскому протоколу, моторист заявил, что услышал «скрежет» в задней части лодки и подумал, что наскочил на обломок бревна. Но потом он увидел расплывающееся в воде облако крови и то, что напоминало «похожий на человека объект».

Свидетели рассказывали, что видели, как Бен вынырнул на поверхность, и слышали, как он звал на помощь, то есть после столкновения он ненадолго пришел в сознание. Короче, Господи, прошу тебя. Парень с катера схватил Бена за руку, но, увидев, насколько обширна открытая рана на груди, в ужасе отпрянул. Мальчик прыгнул с плота и попытался схватить Бена, но не смог удержать скользкую неподатливую тяжесть. Без сознания или уже мертвый, Бен исчез в багровой воде.

Кто-то позвонил моему отцу, и тот немедленно прибежал. У него был друг в полиции, державший лодку у причала. В распоряжении местного шерифа не оказалось на тот момент водолазов, но авиация Детройтской полиции стала летать над акваторией, осматривая поверхность воды и береговую линию. На второй день водолазы начали поиски с помощью подразделений Береговой охраны, но ничего не нашли. На третий день поисковые работы были отложены из-за большого количества плавсредств в этом районе, но в середине дня два спортсмена прервали пробежку и остановили полицейскую машину, чтобы сказать патрульным, что примерно в двухстах метрах от берега «на камнях виднеется что-то синее». Береговая охрана принесла проволочный контейнер для трупов и сняла с камней останки белого мужчины в темно-синих плавках. Длинные каштановые волосы. Глубокие порезы на правой ноге и на правой стороне грудной клетки и тела. Кость правого плеча перебита. Браслет на запястье правой руки опознал полицейский, друг нашей семьи.

Бена объявили погибшим 28 июня 1981 года в 15:10. В свидетельстве о смерти указали причины смерти: 1) открытые раны грудной клетки и 2) утопление. Того, кто находился за штурвалом катера, арестовали, но, насколько мне известно, так и не привлекли к уголовной ответственности. Следствие установило, что это был несчастный случай. Люди качали головами, говорили, что пути Господни неисповедимы, и напоминали мне, с каким ужасом в душе этому человеку придется существовать всю оставшуюся жизнь. Я надеялась, что они правы. Надеялась, что для него это будет невыносимо. Мне хотелось, чтобы каждую ночь он закрывал глаза и снова слышал тот глухой деревянный удар и видел, как на воде расплывается пятно темной крови. Я надеялась, что он никогда не забудет, какой безжизненной была рука Бена, когда он взялся за нее, и как жизнь вытекала из его груди. Я понимала, что ненависть к этому человеку не вернет мне брата. И все равно ненавидела этого мерзавца. И ненавижу до сих пор. Просто сейчас не осталось той горечи, которую я ощущала, когда была подростком. Первоначальная ярость сменилась тяжким отчаянием, когда я осознала, что смерть брата на самом деле стала гибелью моей семьи.

Я пыталась утешить мать. Она тяжело страдала, большую часть времени была не в себе и постоянно в окружении своих ужасных подруг. Я поднялась наверх и постучалась в дверь спальни.

– Пап, это я.

– Уходи.

– Открой мне.

– Нет.

– Папа, открой.

– УХОДИ! – заревел он, словно раненый зверь.

– Хорошо! – заорала я в ответ. – Я просто сяду и буду сидеть тут, пока ты не решишь открыть дверь.

Я сидела под дверью и время от времени издавала звуки, чтобы он знал, что я еще тут. Минут через двадцать я услышала неверные шаги. Щелкнул замок. Я встала и осторожно открыла дверь. В комнате пахло сигаретами, бурбоном, немытым телом, мочой и рвотой. Отец сидел на кровати, лицо его осунулось, глаза налились кровью, а щеки были мокры