предложения в одном. – звучало в голове Мари, когда она возвращалась в пустую палату Эванджелины. Впервые перед ней открывался прямой и свободный путь к тому, о чем она мечтала с детства. Прямой путь к «Калифорнийцу».

И впервые ей было грустно от того, что завершается другой проект.

Эванджелина выбрала ее не случайно. Более того, переехав в Норман-Клиффе, она не случайно сняла коттедж с лодочным ангаром для исследований обломков маяка, не случайно нашла Кэтрин Меттл и Кию Толли, исследовательское судно и все остальное. Она так упорно шла к своей цели, что Мари задумалась, не спускалась ли Эванджелина сама на дно залива у прибрежных скал, чтобы взглянуть на останки Маяка Свана, убедиться, что они там, а потом уже доверить водолазные работы ей. Сейчас Мари это не удивило бы. Она вспомнила, как, только приехав в Норман-Клиффе, сочувствовала богатой пожилой женщине, для которой исследовательский проект, весь этот увлекательный квест, сводился к телефонным звонкам и оплате счетов. Теперь Мари знала, что ошибалась. Исследовательские проекты не ограничиваются тем, чтобы найти камни в песке или сведения в библиотеках. Истории хранятся не только на дне морском, и не только в книгах.

В пустой палате Мари заметила, что из прислоненной к стулу открытой сумки Эванджелины торчит край листа бумаги, и сразу поняла, что это такое. Тот самый рисунок Кэтрин Меттл, маяк на скале, который Эванджелина показала ей при первой встрече. Рисунок, который много раз складывали и снова разворачивали, складывали и разворачивали. Но в этот раз в сумке было кое-что еще – Мари знала, что Эванджелина не будет возражать, если она посмотрит. Там был другой набросок Маяка Свана за деревьями, сделанный кем-то стоявшим ниже на склоне. Чек из «Бакалеи Изабель». Осколок фарфоровой чашки, расписанной розами. Пачка писем, начинавшихся словами «Дорогой Сильви» и заканчивавшихся словами «С любовью, Грейс». Еще один набросок башни на скале, окруженный какими-то уравнениями, схемами подъемных механизмов и платформ, пунктирными линиями и цифрами.

Мари, присев на койку, разложила все эти драгоценные кусочки истории Сильвестра Свана на одеяле. Хотя нет, это была не только история Сильвестра Свана, но еще Эванджелины Роланд, и ее отца, и всего города. Мари вспомнила, как в начале проекта задавалась вопросом, как она узнает, на чем эту историю нужно закончить, как поймет, что нашла все, что нужно было найти. Но может, именно в этом и дело? В том, что истории не заканчиваются? Этот момент никак нельзя определить, и наука тут бессильна. У одной истории может быть столько продолжений, сколько людей ее помнят. Мари осторожно подержала в руках каждую вещь, сфотографировала рисунки, письма, осколок чашки. Они идеально подходили для выставки. Они рассказывали историю. И Мари улыбнулась, вспомнив о своем первом разговоре с Эванджелиной по спутниковому телефону, там, за океаном.

«– А у Маяка Свана есть целая история?

– У вас только один способ это выяснить».

Мари

2014 год

Поминки по Эванджелине Девон состоялись дождливым утром в саду у белого коттеджа.

Чайки кружили над серыми волнами Цветочной гавани, над судами, поскрипывающими на ветру. Далеко за ними белели в тумане бурлящие пеной волны на отмели – единственная светлая полоса на фоне аспидносерых вод залива. И нависали над океаном прибрежные скалы – безмолвные бдительные стражи несли вахту. Сквозь плеск дождя пробивался издалека рев противотуманной сирены. Мари закрыла глаза и слушала; окоченевшие пальцы сжимали рукоятку зонта из «Айсколков», отданного ей Джулианом. Звук сирены был глубокий, как здешние воды, темный, как небо, торжественный, как собравшиеся у коттеджа люди.

Жители Норман-Клиффе стояли в саду, на гравийной площадке и на улице. Звучали приглушенные разговоры. Кия Толли, Джо Купер, Реджи с приятелями, Джеральд, администратор Бет и группа молчаливых старых мореходов из «Сообщества «Горизонты», Тео ван Горен и Билл Бакстер, библиотекарь Дэниел и множество горожан, которых Мари не видела раньше, пришли к ангару, чтобы отдать дань уважения.

Когда короткая церемония закончилась, толпа с зонтиками начала редеть, некоторые медлили уходить, занятые беседой, другие поспешили к машинам и навесам кафе. Джулиан стоял, опираясь на костыль, держа другой ладонью Мари за руку, и смотрел на ангар. Его повязки и ботинок на одной ноге промокли от дождя, но он не обращал на это внимания. Запрет врачей покидать больницу он тоже проигнорировал, и Мари была ему за это благодарна. По крайней мере, им в больнице сказали, что Эванджелина не страдала. В тот день, в палате, Мари виделась с ней в последний раз. Когда Мари пришла навестить ее на следующее утро, Эванджелина Девон уже умерла.

– Она была бы довольна, – сказал Джулиан, кивнув перевязанной головой в сторону ангара. Там были его коллеги, занимавшиеся обломками Маяка Свана, кто-то из них распахнул двери, и задержавшиеся в саду горожане начали заходить внутрь. Мари смотрела, как Джеральд Купер подсаживает маленькую девочку с двумя косичками на край резервуара, чтобы она полюбовалась маячной линзой.

– Да, – сказала Мари. – Она была бы довольна.

К вечеру дождь закончился, чистое небо окрасилось в персиковый цвет. Мари, проводив Джулиана в больницу, вернулась в «Дом капитана Меттла» и долго сидела на подоконнике, почесывая за ухом кошку Бедди, свернувшуюся у нее на коленях, и глядя на город, не менее уютно примостившийся на склоне холма. Скалы высились над океаном, строгие и суровые, а воды под ними сейчас были пусты. Мари узнала от Тео, что береговая полиция нашла Сэма Борегара с «Нью-Провиденс» в бухте дальше по побережью и арестовала его за нарушение правил безопасности и создание угрозы для жизни. Но место крушения парохода «Сент-Грей» было зарегистрировано на «Тич Интернэшнл», а не на Сэма, так что долго пустовать эти воды не будут.

Мари скользнула взглядом по самой большой скале – от подножия к голой вершине. Кия сейчас работала над созданием копии Маяка Свана на прозрачной пластиковой панели – ее предполагалось прикрепить к стене ангара Эванджелины, чтобы все могли себе представить, как выглядела бы скала, увенчанная башней. Сейчас, глядя на скалу, Мари задумалась, что смотрелось бы естественнее – вершина с башней или без нее. Когда она мысленно рисовала очертания маяка, острее ощущалось его отсутствие, но сама скала без него не казалась одинокой. Он не всегда там стоял. Маяк построили, потом он упал в океан. Была башня, осталась история, в которую превратились ее камни, и когда Мари представляла на скале силуэт маяка, это осознавалось отчетливее.

И все же то, что они собрали останки маячной башни в ангаре, не было пустой тратой времени. Это была дань памяти человеку и маяку, и Мари знала, что Эванджелина была бы рада и не упрекнула бы ее за