что с Эванджелиной и Стоем все в порядке, и смотреть, как башня падает в океан. Корта здесь не должно было быть. Корт сам сюда ворвался и не желал ничего слушать. В этот самый момент Сван должен был мирно спать в домике смотрителя, не ведая о том, что здесь нужно кого-то спасать. Тем более что спасать-то нужно было Артурово отродье, забравшееся на маяк, который Нико так и не увидел…

– Корт, – произнес Сван, решив для себя, что это последняя попытка.

Но банкир оцепенел с киркой в ослабевших руках и не отрывал взгляда от океана. Бесполезно. Этот человек ничего не соображал – только что его рассудок мутился от ярости, теперь же он был смертельно напуган. Тогда Сван шагнул к нему, держась за перила, чтобы не упасть, забрал у него кирку, поднял ее высоко…

И опустил плашмя на голову Корта Роланда.

Мари

2014 год

Отмель бурлила и скрежетала зубами-рифами, у Мари мутилось перед глазами. Она снова задергалась, извиваясь на дне, теряя драгоценный запас воздуха, который вырывался изо рта пузырьками. Нервные окончания горели огнем, пальцы отчаянно цеплялись за подводный утес. Зрение вдруг прояснилось, и все вокруг стало головокружительно ясным, картина дна сделалась отчетливее, чем при погружении в водолазной маске. «Неужели так это и происходит, когда тонешь?» – мелькнула мысль.

Мари вцепилась в скалу еще крепче, подтянулась на руках изо всех сил, рванулась – и дно ее наконец отпустило, она принялась карабкаться вверх, запуская пальцы в трещины в камне, упираясь мысками в выступы, как подводный альпинист. Выше и выше.

А потом из глубин вынырнул ее детский ночной кошмар.

Видение мелькнуло так быстро, что Мари могла бы его не заметить, и было таким реалистичным, что она чуть не отпустила риф. Из глубин, из взбаламученного ила прямо под ней взметнулись, как указующие персты, три сломанные деревянные корабельные балки.

Быстрое течение смело их мгновенно, снова упрятав в песок. Но Мари замерла, похолодев; остатки воздуха застыли в легких. Поле зрения уже темнело по краям, кристально-прозрачный мир вокруг начинал меркнуть, и все равно она никак не могла заставить себя сдвинуться с места, парализованная видением, уже сгинувшим в песке.

Вода на быстрине снова чуть не сбросила ее со скалы, обнажив внизу у подножия еще один ряд балок – шпангоуты торчали там, как чудовищные кривые клыки.

А на носу остова парусника стоял юноша.

Сван

1913 год

Сван медленно спускался по ступенькам, сердце глухо бухало в груди, ноги дрожали под весом Корта Роланда. Корт был выше Свана и тяжелее, а сейчас его бесчувственное тело казалось и вовсе чугунным. Голова банкира с большой шишкой в том месте, куда пришелся удар киркой, болталась на плече Свана. «Вот уж Абигайл мне задаст», – почему-то думал уныло все это время Сван. Но это был единственный способ вытащить Корта с маяка.

Башня опять застонала вокруг них и содрогнулась так, что Сван оступился и врезался плечом в стену. Когда же он со своей неподъемной ношей добрался до основания лестницы, к его ужасу оказалось, что каменная арка над дверным проемом треснула и просела на целый ярд. От этого дверная рама вместе со створкой перекосилась, застряв в толстой каменной кладке по диагонали – вверху остался довольно большой проем, внизу – совсем маленький. Сван волоком протащил Корта по последним ступенькам, и дальше, к двери. Поднял его невероятным усилием, протиснул обмякшее тело в дыру наверху, толкнул и услышал, как оно с глухим стуком упало на землю по другую сторону двери. «Спасен…»

И ровно в этот момент Свану отказали ноги. Он осел на пол, дрожа всем телом.

– Стой! – машинально позвал он пса, но сразу вспомнил, что оставил собаку охранять девочку в домике смотрителя.

С присвистом дыша, Сван все-таки поднялся и попытался вылезти в проем, но упал еще до того, как его ноги оторвались от пола. Толстая дверь нависала над ним, неприступная, неодолимая. Однако створка была из дерева. Всего лишь из дерева. Если он не может перелезть через нее, возможно, удастся ее попросту сломать.

Сван пополз обратно вверх по ступенькам – на четвереньках, перебирая руками и коленями, как ребенок, не умеющий ходить. Часовой механизм теперь лязгал и дребезжал из-за крена, но шестеренки еще крутились. В фонарном отсеке стёкла уже почернели от копоти. Кирка лежала на том же месте, где Сван ее бросил. Он поднял инструмент, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота из-за дыма, и повернул одно оконное стекло, чтобы вдохнуть холодный чистый воздух. Там, за окном, лунный свет озарял вскипавшую над отмелью пену на волнах, и казалось, что на рифах танцуют фейри.

Башня издала протяжный стон.

Мари

2014 год

Мари не замечала, что течение оторвало ее от скалы и уносит дальше от отмели, что пальцы у нее постепенно немеют. Она видела только разбитый корабельный остов и юношу, протягивающего к ней руки.

Он приглашал ее на борт мертвого корабля. «Так и должно было когда-нибудь случиться», – подумала Мари и решила, что может это сделать – поплывет за ним вниз, к останкам парусника, и позволит клубящейся там тьме поглотить себя. Ей вдруг стало тепло, и страх куда-то исчез. Затонувшие корабли в ее снах сами по себе не были кошмаром. Они были как маяки, чей свет служил путеводной звездой или предупреждением. И от ее выбора зависело их значение. Можно было устремиться к свету или остановиться.

Мари выбрала первое.

Юноша крепко взял ее за руки, но потянул не вниз, а вверх. Его спокойное лицо внезапно сделалось напряженным, даже сердитым. Он увлекал ее за собой, прочь от деревянного остова. Мари закрыла глаза. Они поднимались всё выше и выше, а потом она открыла глаза и увидела золотые монеты с парохода «Сент-Грей», рассыпанные вокруг, как звезды. Ее рот наполнился илом и соленой водой, но это уже было не важно; юноша подтолкнул ее вверх в последний раз – к мерцающим золотым кружочкам, ярким, искрящимся по краям. Их сияние сливалось в один ослепительный луч, освещающий темные воды, зовущий домой. Но когда она попыталась до них дотянуться, свет исчез.

Сван

1913 год

Маяк издал протяжный стон.

И умолк.

А затем наполнился другим звуком – запел на одной-единственной хрустально-чистой ноте. И Сван понял, что это и есть последнее предупреждение для него. Маяк с ним прощался. Маяк ждал, держался, сколько мог, чтобы дать ему время уйти. Сван прижал ладонь к каменной кладке. Горло перехватило от рыданий, и слезы внезапно мучительно хлынули наружу. «Ты был слишком добр ко мне, брат», – прошептал он.

В памяти снова зазвучали слова Фрэнсиса Нормана: «Как тут помог бы маяк? Осветил бы тонущим путь на дно?» Но их заглушили другие слова