шаманских ритуалах. Самовнушение и контролируемый обмен веществ открывали шлюзы для тестостерона или адреналина, и тогда берсерки громили всех без разбора.

Этот аспект «безболезненной» борьбы следует связать с контролем мозга над страхом. В чрезвычайной ситуации приоритетом, определяемым мозгом, является сохранение и выживание человека (это энергия отчаяния). Позже, оказавшись в безопасности, осознание травм повлечет за собой осознание боли (это остается субъективным, поскольку одни чувствуют ее острее других), парадоксальным образом оставляя берсерка в состоянии сильного истощения и большой уязвимости, как описано в «Саге об Эгиле»[218].

Добавим к этим объяснениям религиозный фанатизм: как уже говорилось, берсерки были жрецами Одина. А что может вернее привести в Валгаллу, чем подвиги и героическая гибель на поле боя? В Валгалле избранным счастливчикам обещаны веселье, пиршества и поединки до самого Рагнарёка. Если уж умирать, то во славу богов, а потому имело смысл как можно быстрее броситься в самое сердце битвы! Этот физический, химический и психический коктейль должен был сделать берсерка идеальным солдатом…

Величие и упадок берсерков

Первоначально берсерки составляли личную гвардию скандинавских королей, таких как герой Бёдвар Бьярки, который, несмотря на превращение в медведя, остался на стороне короля Хрольфа во время битвы с королем Хьёрвардом. В исландских сагах позднего Средневековья берсерки выступают яростными бойцами – они таращат глаза, издают свирепые звериные крики, кусают свои щиты, нечувствительны к ударам – одним словом, это непобедимые супервоины из фантастических фильмов, наводящие ужас на противника.

Венсан Самсон рассказывает, как после христианизации Скандинавии берсерки превратились из героев и живых легенд в неповоротливых грубиянов, которых легко побеждал молодой умный герой. Заманчиво представить, но трудно доказать, что такой поворот в оценке связан с окончанием правления медведя как царя зверей[219]…

В английском языке вошел в обиход термин «to go berserk» в значении «сойти с ума», потерять контроль над собой. Это изменение состояния объяснялось тем, что тотемное животное (медведь, но иногда волк или кабан) обретало власть над телом хозяина и наделяло его сверхъестественной силой.

В 1015 году ярл[220] Эйрикр Хаконарсон из Норвегии объявил берсерков вне закона, и к XII веку организованные воинственные группировки исчезли.

Чтобы добавить таинственности к происхождению Беорна, Толкин не дает правдивого ответа, утверждая устами Гэндальфа, что не знает, кто он «человек-медведь или медведь-человек».

Бестиарий членистоногих

Ромен Гарруст,

(палео)энтомолог, Национальный музей естествознания

Камиль Гарруст,

иллюстратор

Битва с титаном! Ведомые Голлумом, хоббиты Фродо и Сэм преодолевают паучий перевал Кирит Унгол через горный кряж Эфель Дуат. Там их застает врасплох хозяйка тех мест, гигантская паучиха Шелоб. Ее ранит Сэм, вооруженный для такого случая фиалом Галадриэль и мечом-дротиком, но Шелоб успела уколоть Фродо своим жалом и окутать паутиной…

Паучиха – один из самых ярких представителей бестиария Толкина, когда речь заходит о членистоногих (насекомых, пауках…). В книгах некоторые из них описаны очень подробно, другие – лаконичнее, что указывает на избирательный интерес автора.

Шелоб и другие гигантские пауки являются фаворитами с литературной точки зрения и отличаются очень высокой точностью описания. Они также дали повод для весьма обширных графических и кинематографических интерпретаций. Но как в романах Толкина, так и в кино, в отношении зоологических реалий были допущены некоторые вольности.

Прослеживая зоологию членистоногих в произведениях Толкина и в их киноадаптациях, мы попытаемся вычленить влияние и зоологии XIX и начала XX века, и криптозоологии. Несмотря на порой чудовищный бестиарий, произведение не лишено определенной поэтической экологии – это временами своего рода экосказка, где все живые существа занимают свое место, что мы наблюдаем в реальных экосистемах. Несмотря на все ужасы, давайте начнем с пауков.

Толкин против Джексона

В произведениях Толкина пауки служат зооморфными воплощениями персонажей, а некоторые даже являются ключевыми героями в его космогонии «Сильмариллиона». Даже самые злые и могущественные существа (Мелькор и Саурон) боятся пауков, но не могут избавиться от них и используют в качестве союзников.

Паучиха в оригинальной версии произведения – это Шелоб. Считается, что ее имя является сокращением от she (женский род) и lobbe («паук» на староанглийском); она является потомком паучихи Унголианты, фигурировавшей в «Сильмариллионе».

Галадриэль, могущественная волшебница лесных эльфов, и паучиха имеют в творчестве Толкина литературную связь. Возможно, здесь следует усматривать отсылку к греческому мифу о Цирцее? Цирцея, дочь Гелиоса, – могущественная волшебница, перешедшая дорогу Одиссею. Она хорошо разбирается в ядах и помогает Одиссею после того, как убивает некоторых его спутников. Персонажи Галадриэль и Шелоб кажутся связанными между собой древним происхождением (упомянутым в «Сильмариллионе»), как если бы они были двумя гранями одной и той же двойственной фигуры.

Важность, придаваемая персонажам-паукам, вероятно, созвучна тем чувствам, которые внушают настоящие пауки. Толкин признавался в переписке, что недолюбливал пауков после того, как его ужалили в детстве в Южной Африке. Тем не менее он не испытывал к ним неприязни. Кроме того, распространенная арахнофобия объясняет успех изображений гигантских пауков сначала на различных иллюстрациях, а затем в экранизациях. И все же, насколько известно, Толкин не оставил графических портретов Шелоб. В более широком смысле, животные в его вселенной редко удостаивались чести быть лично запечатленными карандашом и кистью автора.

В описании Толкин отошел от зоологического образца – вероятно, из литературных соображений. Вот что он говорит о Шелоб, передавая множество деталей, которыми он не наделил ее предка.

[…] из черного провала под скалой начало выползать такое, что не привидится и в бреду. Больше всего оно походило на гигантского паука. Гроздья глаз, потухшие было, опять светились злобой, свободно вращаясь вместе с головой, украшенной парой рогов, на короткой тонкой шее. Дальше покачивалось на согнутых лапах огромное, вздутое туловище – чудовищный черный мешок с мертвенно-синими пятнами и слабо светящимся брюхом. Коленчатые паучьи лапы с высоко торчащими над спиной узловатыми суставами были покрыты жесткой щетиной, а каждая лапа заканчивалась острым кривым когтем.

[…] Шелоб происходила не из породы драконов, и на ее теле не было других уязвимых мест, кроме глаз. Долгие века только закалили ее шкуру, нараставшую изнутри слой за слоем. […] Чудовище […] смотрело на него, капая ядом с челюстей и зеленой слизью из раненого глаза.

Что происходит с паучихой в киноадаптации «Властелин Колец» Питера Джексона? Это, вероятно, один из лучших 3D-анимированных пауков, хотя и не совсем соответствующий зоологической реальности, предполагающей наблюдения за позами и передвижением не какого-то конкретного вида, а скорее их комбинации.

Битва с Фродо и Сэмом в фильме не