остановился в том же отеле-шале, что и я. Я познакомился с ним накануне вечером за ужином. Тогда вместе собрались совершенно незнакомые люди.

Я уже упоминал, что я довольно высокий. Так вот, если моя отличительная особенность – «высокий рост», то Эван был чем-то вроде огромного плато, немного похожего на Губку Боба Квадратные Штаны в человеческом обличье. Его толстые руки торчали горизонтально откуда-то, где, как я полагал, шея соединялась с телом.

Мы разговорились – трудно избежать разговора с соседом по подъемнику, когда вы сидите так близко друг к другу, что ваши ноги касаются его, тело наклонено вперед и вы пытаетесь дышать по очереди, чтобы не вдыхать, когда выдыхает ваш попутчик. Потому что, я думаю, он съел слишком много слишком запашистого сыра.

– Чем ты занимаешься? – спросил Эван.

Я подождал, пока рассеются сырные и алкогольные пары, и обдумал, что сказать. Иногда возникает дилемма, что ответить на такой вопрос. «Доктор» звучит хорошо, но за этим неизменно следует вопрос: «Какой вы врач?» – или, если совсем не повезет: «У меня какие-то фурункулы в паху. Как вы думаете, что это такое? Вот, я могу показать».

Промелькнула мысль, не притвориться ли мне климатологом или продавцом подержанных автомобилей, но, учитывая, что я слишком много выпил прошлым вечером, я решил, что честность – лучшая политика, и надеялся, что он не спросит меня, применяю ли я психиатрические штучки в разговоре с ним.

– Я психиатр, – не без труда произнес я, пообещав себе, что больше никогда не буду есть камамбер и пить красное вино.

Эван ничего не сказал, что оказалось приятным сюрпризом, но он выглядел немного смущенным. Затем мне пришло в голову, что из вежливости было бы неплохо спросить его, чем он занимается, помимо того, что поднимает и опускает большие гири в тренажерном зале. Никто не может выглядеть так, как Эван, если не поднимает и не опускает тяжести.

– Я работаю в спортзале, – сказал он.

– Это объясняет твое телосложение, – сказал я.

– Телосложение? – ответил он уже не так дружелюбно.

Позже он признался, что подумал, не был ли это подкат со стороны гомосексуала. Еще не зная о его очень четких и не совсем позитивных взглядах на гомосексуальность, я понимаю, что следующей репликой только усугубил проблему.

– У тебя действительно большие мускулы, – объяснил я.

Он не ответил, но его взгляд был весьма красноречивым. Позже я узнал, что именно это выражение лица, которое возникло у Эвана в тот момент, часто предвещает неминуемое насилие. К счастью, Эван не был моим пациентом, во всяком случае пока, но именно он познакомил меня с миром анаболических стероидов. Позвольте мне с самого начала заверить вас, что стероиды, которые вы принимаете от астмы, не являются анаболическими, которые так любят некоторые культуристы. Продолжайте спокойно пользоваться своими ингаляторами.

Потом я улыбнулся ему и попытался стянуть перчатку, чтобы посмотреть, сколько из семнадцати минут до вершины еще оставалось.

– Что ты делаешь? – подозрительно спросил Эван, очевидно не в силах разглядеть мою руку из-за своих перекачанных грудных мышц.

– Осталось десять минут, – сказал я больше себе, чем ему, и попытался выполнить сложный маневр – снова надеть перчатку. – Чем ты занимаешься в спортзале? – спросил я, смотря из окна на зияющую подо мной пропасть.

– Я тренирую людей, учу, как поднимать тяжести.

Я всегда с недоверием относился к тренерам, но мне интересно, сколько времени требуется, чтобы научиться говорить: «Поднимай, опускай осторожно и не переусердствуй». Возможно, я чего-то не понимал, и, как оказалось, так оно и было. В течение следующих пяти минут Эван расслабился и стал говорить не замолкая. Он предоставил мне подробный анализ силовых тренировок, аэробных и анаэробных стратегий, физиологии, пищевых добавок, а затем описал свои собственные диетические требования, которые, казалось, включали тонны белка и ничего больше. Он, очевидно, забыл о вчерашней вечеринке с сыром и вином.

Я действительно впечатлился его знаниями, которые дотягивали до осведомленности профессионального физиолога, а затем он сказал мне, что только начал «складывать пирамиду».

– Складывать пирамиду? – спросил я и рискнул, осторожно, снова посмотреть вниз на скалы под нами.

Слова «складывать пирамиду» относились к использованию анаболических стероидов. В течение четырех или пяти недель он сначала употреблял один стероидный препарат, затем два, потом три. Итак, на вершине пирамиды ты принимаешь огромные дозы нескольких анаболических стероидов, чтобы набраться сил, а затем уменьшаешь дозу в течение следующих четырех или пяти недель, давая организму шанс оправиться от адского натиска.

Я прочитал кое-что из американской литературы, описывающей то, что называют «обратной анорексией, или бигорексией» у бодибилдеров. Это разновидность дисморфофобии, при которой человек чувствует себя тощим и слабым и часто избегает социальных контактов. К сожалению, стероиды не просто вызывают рост мышц, они разрушают печень, уменьшают яички и, если вы женщина, меняют голос, стимулируют растительность на лице, облысение по мужскому типу и клиторомегалию[57]. Поищите это слово самостоятельно, но, если вы не хотите испортить историю запросов в гугле, так и быть скажу: все, что заканчивается на «-мегалия», значит что-то огромное.

Это всего лишь физическая составляющая. Что касается психологического состояния, то тут тоже не без изменений: люди становятся злыми и враждебными и склонными к психозу. Для этого даже придумали термин – «стероидная ярость».

– Я становлюсь очень нервным, когда принимаю стероиды, – признался Эван.

Я снова выглянул в окно, прикинул, что склон находится в 30 метрах подо мной, и лениво подсчитал, что мне потребуется чуть меньше двух с половиной секунд, чтобы упасть туда, и лететь я буду со скоростью больше 80 километров в час. Всегда полезно знать, какие у тебя есть варианты, и я считаю оценку рисков приятным развлечением.

– Например, когда я становлюсь реально параноиком, – продолжал он, – то, что ты делал своей рукой, это означало бы, что ты считаешь меня странным…

Если подумать, 80 километров в час – это не так уж ужасно, и если там сугроб…

– …и мне бы не понравилось, если бы ты сказал, что я педик, – добавил он, просто чтобы дополнить картину. – Мне бы это совсем не понравилось…

На этом этапе я прекратил мысленные расчеты, и, хотя коллеги по работе могут биться об заклад, что я никогда никого не анализировал, признаюсь, что в тот момент я был близок к анализу Эвана и его активного отвращения к гомосексуальности.

Однажды я лечил «натурала», осужденного за убийство. Я знал, что он натурал, потому что он непрестанно твердил, насколько натуральным натуралом он был. Тридцатью годами ранее, по его словам, он отдыхал в палатках с