Размазывая по лицу сопли, стриптизеркасказала, что давно мечтала поучаствовать в съемках.

Хозяйка выслушала ее и приказала:

– Выздоравливай и убирайся из Москвыподобру-поздорову. Да скажи спасибо, что на счетчик не посадили и баксы нетребуем. Даже не пытайся задержаться в столице и пойти работать в другое место.Воровки и шпионки никому не нужны. Не послушаешься, в следующий раз окажешься вподвале Склифосовского. Там тоже получишь отдельную площадь – только оченьхолодную – полку в морозильнике. Чтоб через три дня духу твоего не было.

Она ушла, хлопнув дверью. Рафаэлла приняласьрыдать.

Мне стало не по себе. В конце концов из-заменя девчонка вляпалась в историю. Надо помочь дурочке.

– Не реви, – приказала я, –какой от этого толк? Сегодня еще переночуешь здесь, а утром отвезу тебя кприятелям. Временно поживешь у них в Подмосковье, станешь помогать по хозяйствуза плату. Будешь тише воды, ниже травы и в Москву ни ногой. В колледже оформимакадемический отпуск. Скажем, после несчастного случая мучают головные боли.Год потерпишь, а там все утрясется, и хозяйка забудет. Сколько у тебя денегсейчас есть на квартиру и где они?

Рафаэлла молчала. Я обозлилась.

– Мне твои гроши без надобности. Простоинтересно, они в надежном месте?

Девушка кивнула:

– Отвезла к маме.

– Ну вот и хорошо. Теперь давай адресколледжа.

Стриптизерка, оказывается, училась в том жезаведении, что и покойная Милочка Котова, на Полянке. И курс психологии вел унее Серж Радов.

В «Кодак» за пленкой я примчалась не черездва, а через четыре часа. Мальчишка-лаборант, боясь, что не получит обещанныхденег, сразу заявил, что снимки были готовы в назначенный срок. Я расплатилась,сунула бумажный пакет в сумку и понеслась домой.

Посмотрю фото в спокойной обстановке.

Но дома меня ждала буря. Красная от злостиМаня орала на несчастного Аркадия. Брат пытался успокоить разбушевавшуюсясестрицу, но не тут-то было. Девочка налетела на него с воплем:

– Как ты мог!

– Это не я, – слабо сопротивлялсяКеша.

– Не ври, – затопала ногамидочь, – не смей лгать. Оставила домик вот здесь в гостиной на столе.Никого, кроме тебя, не было, говори, куда дел?

Ольга тихо хихикнула. Маня посмотрела на неесвоими большими голубыми глазами и четко проговорила:

– И нечего лгать, как сивая корова!

Я решила приструнить разошедшуюся девицу:

– Сивой бывает не корова, а мерин, ивообще, что тут происходит?

Оказывается, в лицее дали задание оформитьэкспозицию «Быт русской деревни XVIII века». Манюня рьяно принялась за дело.Склеила из спичек избушку. У порога посадила вылепленных из пластилинакрестьянина с крестьянкой. Возле домика располагался огород с миниатюрнымиовощами и скотный двор. Все животные сделаны из глины и любовно раскрашены.Особой гордостью стал пруд. В него превратилось круглое зеркало из Зайкинойкосметички. На гладкой поверхности сидели толстые бумажные лебеди.

Страшно довольная результатом, Марусяпритащила поделку в гостиную, где на диване у телевизора мирно спал усталыйКешка. Сестрица растолкала брата и велела придумать, как упаковать «усадьбу».Аркадий побрел в гараж за коробкой из-под новой СВЧ-печки, которую вчера купилаЗайка. Вернувшись, он не нашел ни домика, ни крестьянина с крестьянкой, нипруда, только деревянную доску, на которой недавно стояла красота. Абсолютноуверенный в том, что Манюня унесла «деревню» к себе, Аркашка мирно задремал. Пробуждениеоказалось ужасным. Над ним нависла багровая от злости Маруся, требовавшаяответа. И вот так они ругались уже добрый час. Вернее, Машка вопила, а Аркадийслабо отбивался.

С моим приходом страсти разгорелись. Правда,интересно, куда все подевалось? В разгар ссоры Зайка заглянула под стол,вытащила зеркало и слегка обжеванных лебедей.

– Ага, – воспрял духом приунывшийКеша, – ты уверяла, что я сломал твою поделку и спрятал, но не будешь жеутверждать, что я ее съел?

И он указал пальцем на изгрызенных лебедей.Маня на секунду притихла. Но глаза по-прежнему продолжали полыхать голубымогнем.

– Так, – ледяным тоном произнеслаона. – Банди, Снап, ко мне.

Ротвейлер и пит, радостно помахивая хвостом,тут же явились на зов.

– Кто это сделал? – прогремела Маня.

Но собаки по-прежнему виляли хвостами. Они неумеют врать. Провинившийся, чаще всего это Банди, тут же лезет под диван иначинает мелко дрожать. Однако сейчас их морды выражали искреннее недоумение.

– Черри! – возвестила Машка. –Поди сюда!

Но пуделица словно испарилась. Всегда сидит вгостиной и выпрашивает сдобное печенье, а сегодня исчезла. Мы бросились напоиски и обнаружили ее в кухне между мойкой и холодильником.

– Так это ты! – возмутиласьдевочка. – Слопала в одночасье крестьянскую деревню XVIII века, набилаживот спичками, пластилином и глиной. Ладно бы Банди, он и камни переварит, нопудель! Катастрофа.

Черри виновато выглядывала из-под сбившейсякудрявой «шапочки». Карие глаза влажно поблескивали, маленькая пастьоткрывалась и закрывалась, словно пуделица пыталась сказать:

– Прости, прости, дорогая хозяйка, но таквкусно пахло клеем!

Черри с детства отличалась необычнымивкусовыми пристрастиями. Кусок сырого мяса мог лежать у самой ее морды, но онадаже не прикасалась к нему. Другое дело тюбик с зубной пастой или клеем, а ещелучше чьи-нибудь носки.