— Мне все равно.

Владычица снова с сомнением улыбается и уже спокойно, как будто вспомнив, что нужно быть еще и радушной хозяйкой, приобнимает меня за плечи, чтобы подтолкнуть в сторону выхода.

— Пойдем, принцесса, тебе нужно восстановить силы.

Сколько времени я вишу в этих цепях?

Наверное, долго, потому что когда прихожу в себя после очередной порции пыток, уже почти не чувствую ни рук, ни ног, и те части моего тела, которые могу видеть, покрыты коркой засохшей крови пополам с грязью и белесыми разводами.

Когда палач умелой рукой самым кончиком хлыста сдирал с меня кожу, его помощник щедро поливал свежие раны крепким соляным раствором. Потому что я должен был орать от боли или просить о пощаде, но упрямо продолжал молчать. Правда, тело все равно теряло силы, и я на какое-то время отключался.

Герцогиню я не видел, но каким-то внутренним чутьем знал — она все-еще здесь, в Горностаевом Приюте. Не спешит ехать в Королевский замок. Возможно, потому что Эвин до их пор подавлял бунты и ее появление в военном лагере вызвало бы вопросы даже у моего начисто потерявшего голову друга. А, возможно — я хотел в это верить — ей просто слишком сильно хотелось услышать мои крики и мольбы.

Поэтому я дал себе зарок даже сдохнуть молча.

Хотя, конечно, хотелось бы выжить.

Я кое-как разминаю затекшие изодранные запястья, чтобы хоть как-то разогнать кровь по телу. Снова, даже уже ни на что не надеясь, пытаюсь выудить наружу хотя бы каплю Тьмы, но все тщетно — герцогиня постаралась, и кто-то достаточно умелый приготовил для меня специальные кандалы, сплавив сталь и обсидиан.

Такой ошейник носила Л’лалиэль.

Именно он лишал ее всех способностей и не позволял использовать Тьму, чтобы вернуться домой, в Бездну.

Теперь я точно знаю, как она страдала.

Теперь я точно знаю, что она отдала все до капли в тот проклятый день, когда сожгла саму себя, чтобы защитить Тиль.

И эта правда — она намного больнее, чем любые пытки, потому что она торчит внутри меня и жалит постоянно, даже когда дух ненадолго покидает мое изодранное тело. В сравнении с муками внезапно воскресшей совести, соль в свежие раны ощущается не больнее комариного укуса.

Тиль.

Где она? Что с ней?

Я не позволяю себе впасть в отчаяние, хотя все время хожу по грани.

Если бы от моей смерти хоть что-то зависело — я бы не задумываясь откусил себя язык и захлебнулся кровью, но…

Даже если ситуация из ряда вон, пока ты дышишь — еще можно на что-то надеяться.

Дверь темницы открывается с уже знакомым мне противным медленным скрипом. У меня нет сил поднять голову, но мой нюх работает так же исправно, как и раньше. Знакомая вонь моему мучителя посылает под кожу сигнал о том, что пытка вот-вот продолжится.

Я даже почти не реагирую, когда кого помощник по свистку окатывает меня ледяной водой из ведра, только жадно слизываю влагу с губ. На вкус она слаще меда. Может, потому что я уже и забыл, когда ел в последний раз?

Продолжаю болтаться в цепях вниз башкой, изображая дохлое насекомое. Когда палач стегает меня палкой по одной из пяток, буквально силой заставляю себя окаменеть, чтобы и дальше выглядеть испустившим дух. Мне нужна еще хотя бы пара капель воды, чтобы восстановить силы, иначе мне не пережить эту пытку.

— Давай-ка я еще в него плесну, — противно картавит помощник-горбун, — а то как бы не сдох раньше времени — хозяйка тогда с нас шкуры спустит.

Палач что-то невнятно бормочет, словно ему требуются силы, чтобы даже просто шевелить языком. За все время, что он надо мной измывается, не слышал от него ни звука. Не уверен, что он вообще может говорить.

Помощник тащит полное ведро, но палач перехватывает его с каким-то неразборчивым» «Подай сюда». Я слышу его зловонное дыхание прямо у самого носа. Хаос бы все побрал, выдержать удар по пяткам было куда проще, чем не выблевать нутро от вони его гнилостного дыхания!

Он хватает меня за волосы, без церемоний окунает рожей в воду.

Я делаю несколько жадных глотков, наплевав на то, что вода тут же забивает нос и просачивается в легкие.

— Гляди-ка, очухался, — слышу голос горбуна. — Теперь бы его подсушить, да? В костерке.

Я успеваю глотнуть еще раз, прежде чем палач с силой задирает мою голову вверх.

Он так близко, что даже сквозь мокрые веки вижу его изуродованную рытвинами оспы щеку.

И я, вдруг чувствуя странный и острый прилив «голода», изо всех сил вгрызаюсь в нее клыками.

Что бы там ни было в ведре — оно явно вернуло меня к жизни.

Значит, у меня есть союзник даже под носом у герцогини, в ее собственном доме.

Мой мучитель громко орет и заваливается на пол.

Его кровь на вкус как дерьмо из сточной канавы, так что я выплевываю ее вместе с вырванным куском плоти, и придавливаю палача спиной к полу, всем своим весом.

Его помощник уже где-то рядом и, прежде чем он попытается вмешаться. Одним точным ударом бью палачу в горло. От силы удара кадык проваливается внутрь — здоровенный урод выпучивает глаза, вдруг понимая, что не может дышать.

Отпрыгиваю в сторону, балансирю на полусогнутых, быстро оценивая обстановку.

Горбун успел взять тяжелую палку и, как любому человеку с его увечьем, ему несложно с ней обращаться, потому что я хорошо знаю, какая сила кроется в руках таких «коротунов».

— Тебе не выбраться отсюда, — шипит и сплевывает он.

— Да неужели? — Я нарочно дразню его, потряхивая кандалами на запястьях.

Как порвал их — и сам не помню, но сейчас это не имеет значения. Я должен сбежать как можно скорее. Связка ключей висит на видном месте — на пояс палача. Он уже почти затих на полу, и делает лишь редкие попытки вдохнуть воздух полным крови ртом. Жаль, что сдохнет так быстро — он не заслуживает легкой смерти.

Я делаю обманчивый финт — делаю вид, что собираюсь рвануть к двери, и горбун легко «цепляется» на эту приманку. Неосмотрительно бросается вперед, оставляя беззащитными шею и верхнюю часть корпуса. Ну и, конечно, не следит за ногами. Сбить его на пол совсем не сложно — достаточно одного точного удара, и горбун летит головой вперед, только чудом не размозжив башку о тяжелую дверь.

Прыгаю сверху, хватаю его за волосы и задираю голову.

— Герцогиня в замке? — шиплю ему на ухо, силой подавляя в себе желание разорвать подонка на куски.

— Не… скажу, — булькает из его горла.

Я лишь вполсилы вкладываюсь в удар, которым впечатываю его морду в каменный пол, но даже этого достаточно, чтобы сломать ему нос. Горбун воет и беспомощно сучит ногами.