следующий день Костик немного убавил своего скепсиса по поводу Вовкиной теории о том, что они обозвали «маразмом». На одной из перемен он подошёл к Шутову и сказал:

– Что-то в этом есть. Мне со вчерашнего дня если что на глаза попадается – обязательно то про плиты, то про тигров, то про конец света. Я теперь даже писать дальше боюсь.

– «Естрементеракориндо» – это я придумал, – гордо заметил Сергей.

– Зато я про маразм придумал, – заметил оказавшийся рядом Вовка.

– А я придумал рассказ писать, забыли? – возмутился Костик.

На обеде к ним за стол подсел Карельцев.

– А что вы там всё листочки какие-то пишете? – поинтересовался он.

– Да так, – ответил Костик. – Рассказ.

– Про конец света, – вставил Шутов.

– Дадите почитать?

Обменявшись взглядами с Костиком и Вовкой, Шутов согласился:

– Дадим. Только там написано неразборчиво.

– А вы вечером прочитайте у нас в комнате, все послушаем, – предложил Карельцев.

Шутов вспомнил, что читал уже вслух свои опусы, и кивнул.

На лекции работа кипела вовсю. Листочек сновал туда-сюда со скоростью челнока в швейной машинке, и к концу дня получилось уже почти тридцать страниц.

– Пора кончать это, – сказал Костик, когда шли в общежитие с занятий. – Надоело. Да и чем дальше, тем бредовее.

– Так и должно быть, – сказал Вовка. – Маразматичность должна постоянно расти. – Он уже успел развить свою теорию, и мог сформулировать несколько постулатов о построении маразматических пространств.

Шутов тоже согласен был закончить. Ему не терпелось, чтобы главный герой сказал всё-таки «Естрементеракориндо» и уничтожил весь мир. Добравшись до комнаты, они уселись на кровать, и принялись за работу. Минут через двадцать Шутов написал последнюю фразу: «Тот я, который вошёл, вдруг прорычал нечеловеческим голосом: "ЕСТРЕМЕНТЕРАКОРИНДО!", и больше ничего никогда не было. Мир исчез».

– Вообще-то это два предложения, – заметил Костик.

– Могу запятую вместо точки поставить, – обиделся Шутов.

– Да ладно, какая уж теперь разница. Сколько времени, Вовка?

– Без пятнадцати.

– Ого! – удивился Костик. – И шо вы молчите? Места же все займут!

Они спешно поднялись и отправились в актовый зал.

Там уже было полно народу. Все стаскивали в зал стулья, желательно поближе к сцене, а столы заранее были задвинуты к дальней стене. Самые активные громоздили один стул на другой, чтобы было лучше видно, а на некоторых стульях виднелись надписи мелом или лежали предметы, обозначавшие, что стул занят. Через десять с небольшим минут должно было начаться очередное заседание киноклуба, которые на добровольных началах проводил учитель истории, а по совместительству киновед, с причудливым именем Эдуард Фридрихович Иванов, для простоты за глаза называемый Феликсом. Заседание обычно состояло из краткой лекции о фильме, режиссёре или жанре кино, а затем с помощью заезженного видеомагнитофона показывали зарубежный фильм, добытый Феликсом из одному ему известных мест. Довольно часто это оказывалась так называемая «лазерная копия», переписанная непосредственно с диска и потому отличавшаяся особенным качеством.

      Не найдя свободных стульев в зале, троица маразматиков отправилась в соседнюю аудиторию, после чего вернулась назад и разместила стулья в правой части зала, возле прохода. Шутов, заметив на одном из соседних стульев надпись ”McSuckOff”, не преминул тут же исправить мелом S на F, хотя и первоначальный вариант был довольно сомнительным.

Усевшись на свои места, стали ждать.

– А вообще неплохо получилось, – сказал Костик. – По этому рассказу можно фильм снять. Только ты, Тутов, всё время на словесный бред переходил, который снять невозможно.

– Возможно, – возразил Шутов. – Всё от режиссёра зависит. Стиль только у нас корявый. Надо будет потом поправить.

– Вот на компьютерах набьём в машинное время, – сказал Вовка, – потом поправим.

– Фиг тебе там дадут текст набрать, – сказал Костик. – Там Короед всё время зырит, чтобы только курсовые на Паскале писали.

Тут на них все зашикали, потому что на сцене появился Феликс – величавый, в модном пиджаке песочного цвета, надетом поверх водолазки.

– Добрый вечер, – сказал он. – Сегодня я хотел показать вам последний фильм из трилогии «Звёздные войны». Он называется «Возвращение джедая». Сюжет всех трёх фильмов был придуман человеком по имени Джордж Лукас, и сегодня я расскажу вам о том, как были созданы эти фильмы.

Аудитория благодарно внимала, поскольку многие о «Звёздных войнах» слышали, как минимум из советских средств массовой информации, где фильм дружно осуждали за безвкусие и антикоммунизм, но практически никто ещё не видел. Да и рассказ был интересным – о том, как Лукас добивался того, чтобы киностудии заинтересовались проектом, о том, с какими трудностями снимали, и как все были потрясены тем, что в конце семидесятых был снят такой впечатляющий фантастический фильм.

А потом начался собственно он, фильм. Конечно, не всё было понятно, поскольку предыдущих эпизодов никто из троицы не видел. И видно было плохо из-за голов впереди сидящих, особенно учитывая, что смотреть приходилось под углом к экрану. Но всё равно впечатление оказалось незабываемое.

Когда Император был уже повержен, а звезда Смерти взорвана, отправились на ужин. За столом Костик спросил у Вовки:

– А ты это раньше видел?

– Нет, – ответил тот.

– Тогда почему ты всё время про войну в космосе пытался писать?

Вовка пожал плечами:

– Потому что интересно. Мы потому сейчас и посмотрели этот фильм, что у нас в голове накопилось много образов, связанных с космосом и войной.

– А ты шо молчишь, Тутов?

– Про Естрементеракориндо думаю, – отозвался Шутов, в задумчивости чуть не поскользнувшись на лестнице.

– А шо про него думать?

– Если всё, о чем мы пишем, может оказаться правдой, то и оно тоже. Я бы сразу сказал.

– Ну и дурак, – сказал Костик. – Больше ничего же не было бы.

– Вот этого-то я и хочу.

– Шизики вы, – грустно подвёл итог Костик, и они отправились в общежитие.

Шутов притормозил на пороге двадцать пятой от неожиданности. В комнате находились несколько лишних человек, в том числе три девушки – симпатичная кореянка Марина Ченг, задумчивая худенькая Татьяна Крестенко и, само собой, Наталья Владыкина, которая не преминула пояснить:

– А нам сказали то, что ты будешь рассказ читать про конец света.

Шутов мысленно перечислил тех, кого он ненавидит, включая всех на свете женщин, и только потом подтвердил:

– Буду.

Он сел в позе лотоса на стол, положил на колени коричневую папку из кожзаменителя, раскрыл её и достал пачку разнокалиберных листочков – в клеточку, в линейку, двойных и одинарных, оторванных аккуратно и криво, но одинаково покрытых мелкими рукописными строками. Потом оглядел собравшихся, ещё раз подумал, что всех ненавидит, и начал читать с бубнящей интонацией и металлическим голосом: «Космический маразм. Глава 0. Зарождение. Я достал из почтового ящика конверт и увидел, что на