э-э-э, на этом было построено, хм, всё. Даже, эм, корабли у них были, гм, живыми! Надо бы их, э-э-э, проведать. Вдруг, хм, мы сможем спасти, э-э-э, какую-нибудь важную, гм, технологию.

— Вот, видите! Смотрите все, куда мы полетим. Сам Космос указал.

— Очень красиво! — восхищается Тецклай.

Когда вся команда знакомится с новым пунктом назначения, Ксандер обращается к ней:

— Друзья, спасибо всем огромное за этот чудесный вечер. Даже у нас давно не было таких праздников.

— А сколько мы друг о друге интересного узнали! — замечает Леод.

— Само собой. Сейчас я предлагаю вам снова отдохнуть. И тогда можно будет собирать материалы для нового корабля. К сожалению, мы не можем позволить себе расположить у наших маленьких миров орбитальную верфь, да и аппаратов, которые запрограммированы на кораблестроение, у нас нет. Создавать их с нуля долго, заказывать — рискованно. Поэтому придётся много работать руками.

— И поработаем руками! — весело отзывается Семиларен. — Как минимум, я один могу заменить восемь с половиной двуруких существ, четырёх четвероруких… и почти двух десятилапых!

— Главное — не количество, друг, а качество, — перебирая стальными пальцами, усмехается Джекс.

— Меня радует этот энтузиазм! — одобряет Ксандер. — Возвращаемся на Коряжку. Эй, летюлени!

В очередной раз команда перемещается из одного мира в другой без помощи звездолёта.

Его-то ещё надо построить…

Глава 14. Вперёд и с песнями

Товарищ Ленин,

работа адовая

будет

сделана

и делается уже.

Владимир Маяковский

«Разговор с товарищем Лениным»

Торговля — это школа обмана.

Люк де Клапье Вовернарг

Впервые за долгое время мятежники просыпаются по-настоящему отдохнувшими. Их сон и другие состояния отдыхающего сознания были крепки и безмятежны в просторном доме эволов на Коряжке. Никаких погонь, сражений, борьбы за выживание: кругом — спокойный Самобыт, трогательный, полный жизни и гармоничный. К тому же, всем тепло на душе от вчерашнего праздника.

Впрочем, кое-кто ощущает некоторую недосказанность. Леод проснулся немного раньше остальных. Он хочет поделиться с тем, кого считает своим лучшим другом, ещё одним маленьким секретом. Ягулярр дожидается, пока проснётся Витс, и направляется к нему в комнату.

— Витс, можно с тобой поговорить немножко? — мягко интересуется Леод, приоткрыв лапой дверь.

— Заходи, конечно, — отвечает Витс.

Ягулярр неслышно заходит в комнату и закрывает за собой дверь.

— Есть у меня ещё один секретик… — шепчет Леод, глядя куда-то в сторону. — В общем… это… уф, нелегко в этом сознаться…

— Не думаю, что твой секретик страшнее моих, — пытается подбодрить Леода Витс, хотя получается это у него как-то неловко.

Ягулярр усмехается в вибриссы и, наконец, признаётся:

— У меня никогда не было джарса. Я врал, когда говорил, что старый джарс отпустит меня ради борьбы с Двумперией. Меня никуда не принимали… чтобы вступить в любой джарс, у нас нужно драться. Испытание боем… я боялся… ты же знаешь, что я боюсь боли… и я… всё это время я был одиночкой. В ягуляррском обществе быть одиночкой — это позор. Вот я по привычке и… солгал вам всем. Чтобы… чтобы вы не сочли меня неудачником.

Леод обращает на Витса взгляд не то беспомощного котёнка, не то нашкодившей собаки. Витс же только добродушно посмеивается и отвечает:

— Леод, я тебя не осуждаю. И я уверен, тебя не осудит никто, если ты признаешься всем. А тебе на душе станет легче.

— Думаешь, мне стоит всем это рассказать?

— Знаешь, я в последнее время понял, что даже самые страшные тайны рано или поздно вскрываются. И чтобы это произошло не в самое неподходящее время, лучше раскрываться самому. К тому же, Леод… я могу быть с тобой откровенным?

— Конечно, конечно.

— Поскольку мы все — не ягулярры, для нас не так важно, есть у тебя джарс или нет. Мы ведь не до конца понимаем всю глубину и важность этого понятия. Это неизбежно. Это как… ну, например, я бы сказал тебе, что у меня есть всего одна сепулька, а нужно, чтобы их было обязательно две. А ты не знаешь, что такое «сепулька», и почему их непременно должно быть две. Поэтому для тебя это не очень-то и важно.

Витс вдруг заикается:

— Н-надеюсь, я т-теб-бя н-не об-бидел т-такой ан-налогией?

Леод улыбается:

— Вовсе нет! Я тебя понял — так и быть, расскажу всем, попробую снять этот камень с души. А насчёт сепулек… тебе кажется, что ты выдумал это слово, но на самом деле такая штука действительно существует.

— Правда?

— Да. Я тебе расскажу. Сепульки — это…

Тут с кухни раздаётся голос Найи:

— Витс, Леод, ну где вы там? Завтрак уже давно готов!

— Потом расскажу, — подмигнув, говорит Леод, и они с Витсом отправляются на кухню.

Кухонный стол ломится от всевозможных яств, как будто это и не завтрак, а целый званый обед. Заметив на лице Витса признаки культурного шока, Ксандер сообщает:

— Привыкай. На обед будет больше. Я уж молчу про ужин.

— Ксань, ты так говоришь, как будто я что-то плохое делаю, — упрекает мужа Найя.

— Ну, откармливать всех как на убой — так себе затея…

— Ага! А я вам всем говорила! — взвизгивает Эффелина. — Бежим, пока не поздно! Эти проглотоны хотят нас сожрать! Все хищники такие, им нельзя доверять! Все, кто ест мясо, жестокие монстры и убийцы.

Витс и Юрксла многозначительно переглядываются и хихикают, вспомнив, как первый угощал второго стейком из собственной плоти.

— Проклятые хищники! Как можно есть животных! — продолжает кипеть Эффелина. — Они же такие же, как мы, тоже чувствуют боль!

— Биологические ткани, выращенные в биореакторе, не чувствуют ничего, — уверяет Эффелину Ксандер. — Ради этих тканей не нужно никого убивать.

— Ксань, забей, было уже это всё, — тихо говорит Найя. — Ты ещё камень попытайся в чём-то убедить.

— Ну, я, это… по просветительской привычке.

— Есть мясо — это как есть самих себя! — выпаливает Эффелина.

Витс и Юрксла снова хихикают, на этот раз громче.

— Душегубы! И вы считаете себя высокоморальными, цивилизованными существами! По-настоящему цивилизованные существа отказались от мяса. У любого живого существа есть душа. Ради мяса вы уничтожаете душу!

Артротопок встаёт поперёк горла у Айзела.

— Кхм! Стоит определиться с, гм, понятием «души»… — по своей же просветительской привычке начинает фоксиллинда, прочистив горло, но его перебивает Тикки:

— Забей, говорят тебе. Я однажды этой дуре сказала, что растения, которые она ест, живые, в отличие от мяса — так получила отповедь на два дечаса такую, что у меня потом весь день жаберные крышки болели. Вступать с Эффелиной в философские дебаты — всё равно, что с кипящим чайником разговаривать. Она считает, что раз сама вегетарианка,