то, что он говорит, хоть и не вполне его понимают, на глаза у них от полноты чувств наворачиваются слезы. Трогает не только Яков, чьи движения становятся угловатыми, решительными, будто он зашел на минутку, а сам мыслями далеко, с Авраамом, Саррой, Шабтаем, с великими мудрецами, разобравшими мир на мельчайшие буковки. Дело в том, что на небе появилась комета и сопровождает Якова каждый вечер, словно он – ее сын, этой искры света, представшей перед миром. И они едут через Трембовлю, Соколов, Козову, Плаучу, Зборов, Злочов, Ганачевку и Буск. Все задирают головы и глядят на небо. Яков исцеляет наложением рук, отыскиваются утерянные вещи, затягиваются язвы, у женщин наступает долгожданная беременность, снова возвращается супружеская любовь. Коровы рожают телят-близнецов со странными пятнами, а куры несут яйца с двумя и тремя желтками. Польская знать приезжает взглянуть на то, как Франк, этот турецкий или валашский еврей, творит чудеса, каких они нигде больше не видели, и рассказывает о конце света. Будут ли спасены также и христиане, или это только еврейский конец света? Не очень понятно. Они хотят с ним поговорить. В беседе через переводчика, в роли которого выступает Нахман или Хаим из Варшавы, господа стараются держаться свысока. Сперва подзывают Якова к карете, он подходит, вежливо отвечает. Начинает с того, что он, мол, человек простой, невежда, но смотрит так, что под его взглядом они теряются. Позже стоят в толпе, выделяясь на общем фоне теплыми шубами и перьями на шапках.

В Буске все жители выбегают из своих домов, горят факелы; ударил сильный мороз, под ногами скрипит свежий снег. Яков проводит здесь, в доме брата Нахмана Хаима и его жены, неделю. Маленький сын Нахмана Арончик и другие мальчики ходят за Яковом, точно пажи за королем. Здесь Яков видит голубые нимбы почти над каждым. Практически весь город, как утверждает сам Яков, обращен в веру Святой Троицы. Днем ему приносят больных детей, чтобы он исцелил их наложением рук. Потом за ним приезжают из Давидова, а после – зовут во Львов. Там в его распоряжении большой зал, куда пришло множество народу, но, когда Яков говорит, что, когда он вновь приедет в Польшу, нужно будет отправиться к Исаву, то есть обратиться в католическую религию, чтобы настали Последние Дни, люди, ворча, начинают расходиться. Львовские евреи – богатые, избалованные, себе на уме. Львов не так доброжелателен по отношению к Якову, как бедные города и деревни. Богатые и довольные не спешат к Мессии; ведь Мессия – это тот, кого вечно ждут. Кто пришел – тот ложный Мессия. Итак, Мессия – тот, кто никогда не приходит. Вот в чем фокус. Они заглушают речь Якова, когда он выступает в львовской синагоге. В конце концов он вырывает пульт и швыряет в людей, после чего вынужден бежать от возмущенной и разъяренной толпы.

Даже в корчме к нему относятся неприязненно, хотя Хаим хорошо платит. Хозяйка не очень любезна, ворчит на Якова. Тогда он предлагает ей проверить свой карман, мол, там лежит тинф[98]. Она удивляется:

– Откуда бы ему там взяться?

Яков настаивает и велит ей залезть в карман – все это происходит на глазах у множества свидетелей. И женщина достает монету, не очень ценную, потому что их теперь подделывают, но все-таки деньги. Смотрит на нее как-то растерянно, отводит глаза и, пожалуй, предпочла бы уйти, но Яков хватает ее за руку.

– А ты точно знаешь, откуда она у тебя взялась? – спрашивает Яков, но смотрит не на нее, а поверх голов: вокруг уже собрались зеваки.

– Не говорите, прошу вас, – умоляет женщина и вырывает руку.

Но Яков и не думает ее слушать, он кричит, задрав голову, чтобы лучше было слышно:

– Шляхтич ей дал за то, что она с ним вчера согрешила.

Люди разражаются смехом, полагая, что это выдумка, но, как ни удивительно, хозяйка корчмы подтверждает слова Якова. К изумлению собравшихся, признает его правоту и, залившись краской, исчезает.

Идея Якова делается ясной, отчетливой, как следы на снегу, вытоптанные теми, кто не попал внутрь и вынужден стоять на холоде, а потом расспрашивать других. Речь идет о соединении трех религий: еврейской, мусульманской и христианской. Первый, Шабтай, – тот, кто открыл путь через ислам. Барухия двинулся через христианство. Что более всего возмущает всех, после чего раздаются топанье и возгласы? Что следует пройти через веру Назарета так же, как переходят вброд реку; и что Иисус был оболочкой и кожурой истинного Мессии.

В полдень эта мысль кажется постыдной. После обеда ее уже обсуждают. К вечеру она усвоена, а к ночи – представляется совершенно очевидной.

Ночью обнаруживается еще один аспект этой идеи, который до сих пор как-то не принимался во внимание: крестившись, можно перестать быть евреем, по крайней мере для других. Превратиться в человека, христианина. Можно будет покупать землю, открывать в городе магазины, посылать детей в школы… От возможностей голова идет кругом, это вроде как получить неожиданный, загадочный подарок.

Хранительницы

Кроме того, шпионы верно подметили, что от самых Езежан Якова сопровождает девушка, потом к ней присоединяется еще одна – якобы обе должны его охранять. Одна, жительница Буска, прелестная, со светлыми волосами и розовой кожей, повсюду следует за ним. Вторая, львовянка, Гитля, высокая и горделивая, как царица Савская, молчаливая. Говорят, это дочь писаря львовской общины Пинкаса, но сама она утверждает, будто в ней течет королевская кровь – от польской принцессы, которую якобы похитил прадед. Они сидят по обе стороны от Якова, словно ангелы-хранители, на плечи накинуты красивые меховые шубки, на головах – шапки, украшенные драгоценными камнями и павлиньими перьями. На боку – небольшие турецкие мечи в инкрустированных бирюзой ножнах. Яков между ними словно между столпами храма. Вскоре та, что смуглее, Гитля, становится для него настоящим щитом, она протискивается вперед и своим телом защищает доступ к Якову, тростью останавливает толпу. Предостерегающе кладет руку на ножны. Вскоре шуба начинает ей мешать, поэтому она меняет ее на военный мундир, красный с белыми галунами. Ее пышные темные волосы, вьющиеся и непослушные, выбиваются из-под меховой военной шапки.

Яков без нее никуда, он и ночь проводит с ней, словно с женой. Якобы это его защита, дарованная Богом. Она пойдет с ним через Польшу, станет его охранять. Потому что Яков боится, он ведь не слепой и за спинами своих последователей замечает сброд, который молчаливо сплевывает при одном упоминании его имени, бормочет себе под нос проклятья. Нахман тоже это видит,