приезд навиров, допросы о смерти двух солдат империи и разговор с чтецом тела, чьи ледяные пальцы, казалось, затопили холодом даже мое пылающее печалью сердце. Иду допросили тоже. Ей пришлось налить той самой настойки, только бы девушка не свалилась в обморок от страха перед навирами.

Все три дня пути, трясясь в седле, я не переставала мучить себя вопросом, что же чувствовал ко мне Ингар. И чувствовал ли что-то? Был ли поцелуй мирейца проявлением благодарности или же просто порывом мужчины, лишенного женской ласки? Забыл ли он свою невесту? Куда направился? Сумеет ли начать новую жизнь?

Предательские мысли о мягких губах Ингара, скользящих по моей шее, вытесняли собой тревоги и воспоминания о снах, в которых ко мне приходили мертвецы, но я старательно гнала их прочь, обзывая себя ничтожной влюбленной дурой.

Рык Мора вернул меня из раздумий и поселил в груди смутную тревогу. Пес навострил уши и поднялся на лапы. Его цепкий взгляд впился в экипаж Айдана.

– Пойду посмотрю, что там так не понравилось Мору, – буркнул Беркут и, неохотно отставив миску с недоеденной кашей, устремился к экипажу.

Мы с Идой опасливо переглянулись. Никто из солдат не повел и бровью, даже хваленые навиры. Все воодушевленно переговаривались, уплетая походный ужин. Я свободно выдохнула, не заметив за выродками в зеленых мундирах ничего подозрительного. Мор наверняка учуял очередного зверя, которых в этих краях водилось немало.

Вспышка света, вздыбившаяся над экипажем Айдана, вспорола ночную мглу. Жалобно заскулил Мор и вдруг затих, коротко взвизгнув. Я молниеносным движением выхватила из ножен подаренный Беркутом кинжал и бросилась вслед за другом, позабыв о цене собственной жизни. Рукоятка камы холодила разгоряченную кожу ладони и дарила ощущение всесилия. Человеческие голоса слились в невыносимое жужжание роя встревоженных пчел. Кажется, кто-то велел мне оставаться на месте, но я не служанка, чтобы подчиняться приказам. Беркут там! Почему выл Мор?! И почему он затих?!

Смрад горелой шерсти и плоти ударил в нос еще до того, как я успела приблизиться к экипажу. Ужас сковал внутренности, выкручивая желудок. К горлу подступила тошнота, но обратить на нее внимание значило потерять драгоценные мгновения. Сзади приближались навиры.

Я успела разглядеть обугленное тело Мора и замершего в изломанной позе Беркута. На его груди дымилось огромное черное пятно… Сломанная шея изогнулась, а глаза… Его серые глаза невидящим взглядом смотрели во тьму гор…

Незримый воздушный порыв бесцеремонно оттолкнул меня от экипажа. Я кулем свалилась на землю, и удар вышиб из груди остатки воздуха. Навиры рассредоточились по поляне, держа на изготовку свои бесовские кинжалы. Двое императорских псов вломились в экипаж, откуда не доносилось ни звука.

– МИХЕЛЬ!!! – мой отчаянный вопль разнесся над нашим временным лагерем, но никто из галдящей толпы не обратил на него внимания.

Нет-нет-нет! Он не мог умереть! Кто угодно, только не он! Только не мой Беркут!

Двое навиров отделились от толпы и замерли рядом, подняв мечи. Внезапно откуда-то справа донесся странный шорох, отчего в груди полыхнула вспышка ужаса. Спустя миг она потухла, стоило мне взглянуть, как Ида медленно сползает с бревна, лишившись сознания. Почему же меня оно не покинуло так легко, как ее?!

– Воевода… Воевода мертв, – разнесся по лагерю гомон солдат.

Мысль о кончине отца ускользнула от меня, едва промелькнув. Ее вытеснил даже не страх, а кошмарное понимание того, что Беркута больше нет… Нет человека, заменившего мне и отца, и брата… Единственного друга… Лучшего учителя… Его нет и больше никогда не будет…

– Следуйте за нами к костру. Там безопаснее, – распорядился один из двух навиров, взявших на себя мою охрану.

Я покорно поплелась за ними, все еще затравленно озираясь на толпу, отрезавшую от меня тело Михеля. Еще миг, и во мгле, куда не дотягивался живительный свет костра, сгустились тени… Алые прорези глаз и смутные очертания… Низшие демоны… Кадар! Это он убил Беркута!

Тени закружились в смертоносном танце, овивая навиров рядом со мной. Два шакала в зеленых мундирах превратились в клубящиеся коконы истинной тьмы, что вскоре рассеялись, оставив после себя бездыханные трупы. Тела навиров с глухим звуком свалились на землю, а я… Низшие демоны поглотили мое тело, окунув его в склизкую тьму.

Мир вокруг, как и я сама, перестал существовать… Меня словно разобрали на частицы, просеяли сквозь мелкое сито, будто муку для пышного хлеба, и вновь собрали воедино. Я вдруг ощутила опору под ногами и рухнула на пружинистую сухую траву, не в силах обуздать тошноту. Кама выскользнул из ослабевшей руки. Меня вырвало недавно съеденной кашей, но мир вокруг продолжил пляску.

– Фу, сестренка. Воспитанным девушкам не подобает блевать у всех на виду, – знакомый голос, пронизанный презрением, раздался совсем рядом, почти над самым ухом…

Я перевела взгляд на звук и отчаянно заморгала, утирая ладонями выступившие слезы. Силуэт Арлана проступал медленно, все еще кружась и мельтеша. Его победоносная ухмылка вспорола мою грудную клетку раскаленным клинком… Никогда прежде мне не приходилось видеть это выражение на его миловидном лице. Как он… Это он помог кадару?!

– Ты? – выдохнула я, борясь с очередным приступом дурноты.

Взгляд постепенно твердел, мир вокруг проступал четче. Слева высилась скала, совсем рядом бурлила горная река, а над нашими головами мглистыми исполинами возвышались деревья. Лагерь остался где-то наверху. Далеко наверху…

За спиной Арлана маячила знакомая фигура кадара, завернутая в мантию. Капюшон больше не скрывал белокурую голову, отчего в ясном свете полной луны мне открылся уродливый заживший шрам на месте левого глаза.

– Да ты красавчик, – я презрительно хихикнула и грубо сплюнула прямо к ногам кадара, за что получила пинок в живот от Арлана.

Желудок вновь скрутило узлом, и меня вырвало во второй раз.

– Мерзкая байстрючка, – процедил брат, и в его голосе скользило столько желчи, что хватило бы для двух Айданов.

Он с ненавистью схватил меня за волосы, накрутив их на кулак, второй же рукой бесцеремонно расстегнул и стащил с меня портупею, в ножнах которой покоился еще один кинжал, но меньше камы. В исступленной попытке сопротивляться я пнула Арлана в голень, за что тут же схлопотала оплеуху. В шее что-то угрожающе хрустнуло, а в голове зазвенело, но брат не остановился. Грязная подошва его тяжелого сапога врезалась мне в лицо, обжигая и оглушая. Я откинулась на спину, ударившись затылком. Мир вновь закружился, будто в меня влили литр настойки, ком тошноты подкатил к горлу, а дикая, первозданная ярость закипела в груди.

Пока я боролась с рвотой, заполнившей рот, Арлан медленно нагнулся и подобрал с земли