не ожидал, что наместница даст ему согласие в обмен на мою жизнь! Как это вообще могло произойти?! Да кто я такой?!

– Ты хоть понимаешь, что натворила?! – взорвался Беркут. – Ингар – простой солдат! Да, он защищал тебя, но то же самое сделал бы любой из твоего отряда! Неужели ты готова принести свою жизнь в жертву ради каждого из нас?!

– Нет, не готова, – помолчав, призналась Амаль. – Ингар – не каждый. Я… я не могу этого объяснить.

– И не надо, – усмехнулся Беркут. – Кто бы мог подумать, что моя наине влюбится в перебежчика, которого считала недостойным ее отряда! Ты заслуживаешь большего, Амаль.

– Вот оно – большее, – наместница кивнула на развернутый бумажный сверток, брошенный на столе. – Оно ждет меня и мой отряд в Адраме.

– Так ты выгнала Ингара из-за навиров? – пробормотал Беркут, с интересом вглядываясь в лицо Амаль. Та кивнула.

Их слова долетали до меня, будто бы сквозь толщу бегущих речных вод. Амаль влюблена в меня?! Разве это возможно?! Разве такие, как она, влюбляются в таких, как я? Вернее, как Ингар… А Беркут… Неужели он не ревнует? Неужели их и вправду ничего не связывает, кроме многолетней дружбы? Какой же я кретин…

– Навиры прибудут уже завтра вечером. Ингар должен уехать утром. Они благополучно разминутся.

– Думаешь, нарамский батальон в курсе побега какого-то жалкого мирейского колдуна?

– Я не тешу себя ложными надеждами, Михель. Эти твари наверняка сообщили в Даир о сбежавшем преступнике. Я не для того стольким пожертвовала ради его спасения, чтобы отдать в лапы навирам. У него достаточно денег, чтобы начать новую жизнь в каком-нибудь тихом городке и никогда не попадаться на глаза навирам.

– И тебе, – закончил за нее Беркут.

– И мне. Это блажь, Михель. Первая в моей жизни блажь. Я не могу ее себе позволить. Не сейчас.

– Вот и повзрослела моя наине, – пробормотал он и с мягкой улыбкой притянул Амаль к себе в объятия.

Они простояли так, наверное, с минуту. Наместница уткнулась Беркуту в плечо, будто маленькая девочка, и не отпускала. Наконец он отстранился и ласково погладил Амаль по кудрявой макушке.

– Твое счастье еще впереди. Обещаю, наине, – по-отечески нежно заверил наместницу Беркут и, заметив, как та с печалью во взгляде отвернулась к темному окну, оставил ее наедине с собой. И со мной.

Амаль не спешила уходить следом. Она витала в своих мыслях, блуждая невидящим взглядом по саду, скрытому плотной ночной завесой. Наместница казалась стойкой и несгибаемой, ее идеально прямая спина не сутулилась даже наедине с собой, но слова, сказанные Беркуту, разрушили старательно создаваемый ею образ неприступной глыбы.

Тихий голос Амаль отдавался внутри, все еще звучал в ушах, словно яд, вытравливая мысли о Лире. Самоотверженность наместницы разрушила во мне незримую плотину, и я не ручался за то, что вырвалось на волю. Амаль выторговала мою жизнь… Она была влюблена в меня… А я… Я сошел с ума…

Тени послушно рассеялись, явив меня наместнице. Та вздрогнула всем телом и зажала рот рукой. В ее глазах плескался страх. Амаль поняла, что я слышал… Я все слышал…

Она неотрывно следила за мной своими густо подведенными сурьмой и золотой краской обсидиановыми глазами, пока я приближался шаг за шагом. Амаль походила на пугливого мотылька, готового вспорхнуть и умчаться во тьму. Мой взгляд очерчивал ее образ, выжигал в памяти каждую черточку лица, как на коже узников выжигают клеймо. В голове царила напряженная пустота. Помешательство вытеснило оттуда все мысли, до единой.

Роскошный аромат духов с нотами шафрана и жасмина проник в нос, заставив напрячься каждую мышцу. Этот запах, такой же противоречивый, как и сама Амаль, в одно мгновение свел меня с ума. Я преодолел последний шаг, опустив взгляд на искусанные губы, сквозь которые наместница чуть заметно выдыхала воздух. Моя рука легла ей на шею и притянула ближе. Амаль не сопротивлялась. Она застыла мраморной статуей, в страхе распахнув глаза.

Я накрыл ее губы поцелуем, напряженно ожидая пощечины, удара в пах, очередной встречи с колдовским пламенем, но ничего этого не произошло. Горячие руки обвили мою шею и притянули ближе, отчего я потерял остатки самообладания. Эта девушка, пахнущая душной летней ночью, заняла собой каждую из моих бессвязных мыслей.

Амаль отвечала на поцелуй неумело и скованно, отчего я понял, что она никогда никого не целовала. Эта догадка и вовсе лишила меня разума. Я отчаянно прижимал ее к себе, скользил руками по черному атласу платья, не переставая целовать ее губы и не в силах оторваться даже для вдоха. Амаль чуть слышно застонала мне в рот, заставив меня усмехнуться. Наместница быстро училась сводить мужчин с ума. И начала она с меня…

Пальцы превратились в набитые соломой отростки, которыми я никак не мог справиться с маленькими пуговками на ее воротнике. Он закрывал почти всю шею Амаль и, определенно, мне мешал. Зарычав сквозь зубы, я наконец разделался с ними и отодвинул плотную ткань, чтобы покрыть поцелуями ее нежную шею. Тонкие пальцы Амаль прижали мою голову ближе. Она рвано дышала и льнула ко мне. Стены, возведенные ею, рушились с почти что слышимым грохотом.

Я подхватил Амаль за бедра и усадил на стол, разведя ее ноги в стороны. Она обхватила меня ими, прижимая к себе. Я ловил тихие стоны, сцеловывая каждый из них, пока мои руки сминали ткань ее платья.

Мы зашли бы дальше… Уверен, что зашли бы… В глазах Амаль я видел поволоку желания. Мое тело безрассудно рвалось к ней – той, кто с легкостью пытала его огнем. Я жаждал ее слишком сильно, чтобы остановиться по собственной воле… И плевать, кто мы… Плевать, что уже завтра наши пути разойдутся, пока вновь не сойдутся в Адраме… В эти минуты существовали лишь мы вдвоем. Нежные руки блуждали по моим плечам и груди, коварно забирались под рубашку и очерчивали напряженные мышцы живота. Уж не знаю, откуда у нее взялись знания, где и как гладить мужчину, но я готов был рычать от желания. Фарфоровая кожа Амаль оказалась слишком сладкой, чтобы от нее оторваться…

– Я вот что хотел ска… – голос Беркута заставил нас отпрянуть друг от друга.

На лице командира проступило недоумение. Он окинул взглядом раскрасневшееся лицо Амаль, расстегнутый воротник, неприлично задранную юбку, мою выправленную рубаху, отчего густые брови угрожающе сошлись на переносице.

– Амаль Кахир, кажется, вам пора спать, – процедил Беркут, не глядя на нее. Его взгляд был прикован исключительно ко мне. Я отвечал ему тем же.

– Михель… – выдавила