вечера стали прохладнее, поэтому каждый привал солдаты разжигали два костра: для готовки и для обогрева. В ожидании, пока подоспеет походная пшеничная каша, наша немаленькая процессия усаживалась вокруг огня и блаженно расслаблялась в мягком тепле.

Подходил к концу третий день выматывающего пути. Десять навиров сопровождали нашу процессию, еще пятнадцать остались в Вароссе. Веис Элар, назначенный отцом временным правителем города, не выказал восторга от необходимости сотрудничать с хмурыми мужчинами в зеленых мундирах, к которым совершенно невозможно найти подход.

Все время, проведенное в дороге, я с тревогой поглядывала на тварей, гордо звавшихся особыми слугами императора, и призрачная боль десятилетней давности вновь подступала к горлу, выжигая саму человеческую сущность.

На бревно, которое я занимала в гордом одиночестве, несмело подсела Ида. Я мельком взглянула на замерзшую девушку и подвинулась, уступая ей место ближе к костру. Мор, блаженно жмуривший глаза от прикосновения моих пальцев к загривку, дернулся и неодобрительно покосился на Иду. Та с недоверием взглянула на пса, пробормотала слова благодарности и придвинулась.

Уже перед самым отъездом Ида упала мне в ноги и взмолилась взять ее с собой. Все в поместье напоминало ей о смерти Дании, с которой они были роднее сестер, и я в который раз пожалела помощницу кухарки. Отец неодобрительно поджал губы, узнав о лишнем человеке в нашей почти что мужской процессии, но милостиво разрешил мне взять с собой помощницу. После вести о нашей с Тиром Ак-Сарином скорой помолвке он стал… более терпим со мной. Столь резкая перемена лишь доказывала давно известную истину: отец жаждал избавиться от меня. Скорее всего, мне уже не суждено вернуться в Вароссу наместницей воеводы.

Вскоре один из семи солдат империи постучал железной ложкой по пузатому котлу, возвещая о готовом ужине. Я к костру ломиться не стала, зная, что Беркут позаботится о нас с Идой. Навиры, незримыми тенями стерегущие лагерь, не брезговали походной едой и потянулись к общему котлу вместе со всеми.

Я устало наблюдала за тем, как очередь из солдат покорно расступается перед Арланом. Брат от души наложил себе и отцу полные миски каши, прихватил с походного деревянного стола несколько кусков вяленой говядины и уступил место остальным. Воевода принял миску из рук сына, и вдвоем они направились к экипажу Айдана.

Старший брат пришел в себя еще вчера вечером. В каждом его надрывном вопле той ночью, когда мы с Маурой со злорадным предвкушением провели ритуал, мне слышалась месть за насмешки, за удары исподтишка, за подлые доносы отцу, за науськивания на меня лживых друзей и ухажеров, за сборище насильников, решивших выслужиться перед наследником воеводы, и за каждую слезу, пролитую мной из-за смерти подлеца Алхана. Я бы предпочла, чтобы Айдан кричал громче и жалобней, живьем сдирал с себя кожу и жрал клоки собственных вырванных волос, но его непрестанно пичкали сонным отваром.

По словам Арлана, Айдан помнил все, включая стену огня, которой я его окружила, и не испытывал ко мне ни капли благодарности, несмотря на болезненное спасение от одержимости. Мой сердобольный брат ошибся, наивно полагая, что пышущий злобой Айдан способен отринуть заботливо выпестованную многолетнюю ненависть.

Беркут принес нам с Идой полные миски каши, отчего я тут же позабыла о страданиях наследника воеводы. Моя новая помощница благодарно улыбнулась, кокетливо стрельнув глазками в Михеля. Я чуть заметно ухмыльнулась и уткнулась носом в кашу. Никогда бы не подумала, что совместная дорога может сблизить столь непохожих людей, как Ида и Беркут. Дома он не раз пренебрежительно отзывался о ее уме, вернее, об отсутствии такового. Либо хорошо скрывал свою заинтересованность, либо в пути разглядел миловидную красоту длинноволосой фигуристой девушки.

Михель плюхнулся рядом с Идой и сосредоточился на каше, пока девушка ежилась от холода в суконном камзоле. В походе вместо привычной тюбетейки она повязывала голову платком, который наверняка с удовольствием накинула бы на плечи, если бы не опостылевшие устои Нарама.

Заметив мелкую дрожь Иды, зубы которой предательски застучали при очередном порыве ночного ветра, Беркут с ворчанием накинул на плечи девушки свой походный форменный плащ.

– Лишь бы модничать. Лучше бы одевалась с умом, – буркнул он и вновь приступил к ужину.

Ида с благодарностью и смущением поглядывала на Беркута, а я усмехалась, уже не скрываясь. Девушка в беде. Такая и нужна Михелю. Такая и нужна любому мужчине. В отличие от меня самой.

Беркут уничтожил свой ужин первым и с неприкрытой завистью покосился на наши ополовиненные миски. Поймав его взгляд, Ида тут же вручила ему свою недоеденную кашу.

– Возьми. Я уже наелась, – заявила она.

С благодарной улыбкой Беркут принял миску, будто случайно скользнув пальцами по руке своей новой зазнобы. Это зрелище было слишком милым, чтобы не испортить его.

– Михель, кажется, тебе пора спать, – пробормотала я, окидывая друга красноречивым взглядом.

Беркут гордо отвернулся, не желая отвечать на мою колкость. Мы здорово погрызлись тем злосчастным вечером, когда он бесцеремонно ввалился ко мне в спальню после… произошедшего в кабинете. Интонацией возмущенного папаши Беркут взывал к моей чести и достоинству, а я попросту вытолкала его за дверь, покрыв отборными народными ругательствами.

В ту ночь мне не удалось поспать и часа. Я вертелась в постели, не отпуская воспоминание о поцелуях Ингара, ощущая их на коже и губах, все еще чувствуя прикосновения сильных рук к своим бедрам и борясь с ноющим чувством внизу живота.

Эта глупость… Она могла стоить нам слишком дорого, если бы в кабинет ворвался кто-то другой, но эти несколько минут стали самыми упоительными в моей жалкой жизни, наполненной борьбой, местью и ненавистью. Ингар… Зыбкое чувство к этому человеку, полному противоречий, росло и крепло, но я упрямо отрицала его. Глупая губительная блажь, не более! Я обещала руку воеводе Миреи. Тогда почему мое сердце нашло утешение в объятиях перебежчика?

С первыми лучами рассвета я воровато выскользнула из дома и устремилась к конюшне, отчаянно желая проводить Ингара хотя бы взглядом. Каково же было мое удивление, когда он не появился ни через час, ни через два! Разбуженный мною конюх буркнул, что миреец забрал подаренного мерина еще ночью и умчался во тьму.

Не знаю, на что я надеялась, пробираясь к конюшне, будто мелкий воришка. Наверное, на то, что Ингар скажет что-нибудь грустное и нежное, поцелует на прощание и пообещает однажды вновь ворваться в мою жизнь. Ну, или как все эти глупые прощания обычно происходят у парочек, которым не суждено быть вместе?

От позорного уныния в компании бутылки настойки меня удержали