После обеда он позвонил Гроссману, и Билл подтвердил словаЧендлера Скотта. Запись телефонного разговора не считается в судедоказательством.

— Тогда на кой черт вы подсунули мне эту штуку? —В этой истории закон оказался явно не на стороне Берни, и его служители ссамого начала отнюдь ему не помогли.

— Хотя запись нельзя использовать как доказательство,работникам суда будет совсем не вредно прослушать ее, чтобы понять, с чем выстолкнулись.

Но когда Билл передал им пленку, она не произвела на них нималейшего впечатления, и они заявили, что Скотт либо пошутил, либо решился натакой шаг, пребывая в крайнем отчаянии из-за того, что так давно не виделся сдочкой, и вдобавок узнал о том, что его бывшая жена умерла от рака.

— Они сумасшедшие или просто прикидываются? —Берни оторопело уставился на Гроссмана. — Этот парень — преступник, онпохитил Джейн, потребовал выкуп величиной в миллион долларов, она провелашестнадцать дней в Мексике в качестве заложницы, а им кажется, что он«пошутил»? — Подобная реакция повергла Берни в оторопь. Полиция непроявила ни малейшего беспокойства по поводу похищения, а суд отнесся с полнымбезразличием к известию о том, что Скотт потребовал выкуп за девочку.

Но на следующей неделе выяснилось, что все куда страшней.Берни получил Повестку из суда. Скотт обратился туда с требованием передать емуопекунство.

— Передать ему опекунство? — Берни чуть не выдралтелефонный шнур из стены, когда Билл сообщил ему об этом. — То есть какэто?

— Джейн его дочь. Он заявил суду, что увез ее лишьпотому, что безумно ее любит и хочет, чтобы она, как ей и положено, жила с ним.

— Где? В тюрьме? Разве детям предоставляют помещение вСан-Квентине? Вот самое подходящее для него место! — заорал Берни. Онсидел у себя в кабинете, а в это время Джейн и Александр совершали прогулку попарку в сопровождении няни Пиппин и чернокожего телохранителя ростом шестьфутов пять дюймов и весом двести девяносто фунтов, который десять лет назад былполузащитником в команде «Краснокожие». Берни очень хотелось, чтобы Скотткогда-нибудь нарвался на него.

— Успокойтесь. Пока он только обратился с просьбойпередать ему опекунство, но не получил его.

— Зачем? Зачем ему это понадобилось?

— Вы хотите знать, зачем? — Гроссману попалосьтакое жуткое дело, и он проникся почти такой же ненавистью к Скотту, как иБерни, но понимал, что это ничем им не поможет. Необходимо рассуждатьздраво. — Он затеял это по следующей причине. Если суд, не дай бог,передаст ему опекунство или позволит ему видеться с девочкой, он сможетвыторговать у вас деньги. Номер с похищением не удался, и он решил действоватьпод прикрытием закона. Он родной отец Джейн, и у него все права на нее, а у васесть деньги, которые ему и нужны.

— Тогда лучше заплатить ему. К чему вся эта судебнаявозня и прочие игры? Если он хочет денег, надо предложить их ему прямосейчас. — Берни казалось, что все крайне просто. Лучше не мучиться и сразудать Скотту то, чего он добивается.

— Все не так просто. Предложив ему деньги, вы тем самымнарушите закон.

— Ну, понятно, — вспылил Берни. — Он вполнеимеет право похитить ребенка и потребовать выкуп в миллион долларов, в этом какбы нет ничего страшного, а вот если я попытаюсь откупиться от этого мерзавца, ятем самым нарушу закон. Господи боже мой, — он стукнул кулаком по столу,смахнул с него телефон, и тот повис в воздухе, раскачиваясь на шнуре, посколькуБерни все еще держал в руке трубку, — куда катится эта страна?!

— Не волнуйтесь, Берни, — попытался успокоить егоГроссман. Но тщетно.

— То есть как это «не волнуйтесь»? Он требуетопекунства над моей дочкой, а я должен сохранять спокойствие? Три недели назадон похитил ее, и я исколесил пол-Мексики, не зная, жива она или нет, а выговорите, чтобы я не волновался? Или вы тоже сошли с ума? — Берни ужеподнялся на ноги и теперь орал во все горло. Затем он швырнул трубку на рычаг,упал на стул и заплакал. И вообще все это происходит по вине Лиз. Если бы онане умерла, ничего подобного не случилось бы. Но при мысли об этом он толькозаплакал еще горше. Он так тосковал по Лиз, что каждый вдох давался ему струдом, а оттого, что у него остались ее дети, жизнь казалась еще болееневыносимой, Все теперь изменилось… и дом… и дети… и еда… и белье после стиркисложено иначе… Жизнь утратила знакомые очертания и никогда больше не станетпрежней. Он сидел за столом и плакал. Впервые за все время он ощутил эту потерюс такой остротой. И впервые понял, что Лиз уже не вернется. Никогда.

Слушание назначили на двадцать первое декабря, отодвинувдругие дела, потому что вопрос стоял об опекунстве. Дело об угоне машины явнозамяли, в результате чего о нарушении условий досрочного освобождения не моглобыть и речи. Владельцы машины забрали заявление, поскольку сами они, какудалось выяснить Винтерсу, занимались торговлей наркотиками, и Чендлер Скоттпреспокойно вернулся в Штаты.

Он появился в зале суда, и Берни отметил, какой спокойный иреспектабельный у него вид. Сам Берни надел синий костюм с белой рубашкой иотправился в суд вместе с Биллом Гроссманом. Дети остались дома с няней Пиппини чернокожим телохранителем. Глядя на них утром, Берни тихонько ухмыльнулся:светлокожая няня крохотного роста, ее синие глаза, британская сдержанность ипрактичная обувь, а рядом с ней огромный, грозного вида негр с белоснежнойулыбкой, видя которую сразу можно было понять, что он совсем не страшный. Ончасто играл с Джейн в прыгалки, брал Александра на руки и подкидывал его ввоздух, а однажды проделал то же самое и с няней под радостный смех детей исамой миссис Пиппин. Он появился в доме по весьма печальной причине, но егоприсутствие было приятно всем. Его звали Роберт Блейк, и Берни проникся к немуглубочайшей благодарностью.

Но оказавшись в зале суда, Берни уже не смог думать ни очем, кроме Скотта и собственной ненависти к этому человеку. Слушание проводилтот же самый судья, замены быть не могло, поскольку разрешением семейныхконфликтов занимался только он. Этому седовласому человеку с сонным взглядом иприветливой улыбкой казалось, что все на свете любят друг друга или могутполюбить, если чуть-чуть постараются.

Он пожурил Скотта за «слишком рьяную и преждевременнуюпопытку провести побольше времени с дочкой». Берни чуть было не вскочил сместа, и Гроссману пришлось силой удержать его. Затем судья обратился к Берни спризывом понять, как нестерпимо хочется отцу побыть вместе с родной дочкой. Наэтот раз Билл не успел заткнуть Берни рот.

— Ваша честь, это нестерпимое желание отсутствовало напротяжении девяти лет, а теперь вылилось в требование миллиона долларов заблагополучное возвращение девочки домой, и при этом…

Судья благодушно улыбнулся Берни.

— Мистер Фаин, я уверен, что это была просто шутка.Пожалуйста, сядьте на место.