проскочить вперед, поймал ее запястье и рывком притянул к себе. Другой рукой он ухватил девушку за локоть и жестко, ладонью вверх заломил ее руку за спину, пригибая жертву к полу.

Во всяком случае, именно так этот прием подействовал бы на любого обычного человека. Принцесса же, даже не пытаясь избавиться от грубой хватки, стиснула зубы и развернулась к противнику. Что–то хрустнуло в локте, затем с отчетливым треском переломились кости предплечья. Секундного замешательства, которое этот звук вызвал у Андреаса, ей хватило, чтобы проворно пнуть шпика под коленный сгиб, отчего его нога сама собой сложилась пополам, и он повалился на пол. Для верности Расиния успела встретить его подбородок согнутым коленом. Зубы агента звучно клацнули, и вцепившиеся в ее руку пальцы бессильно разжались.

Оглушенный столкновением второй агент обмяк и сполз по стене на пол. Бен стоял перед ним, едва держась на ногах. Сорочка его была спереди густо залита кровью, будто его окатили ведром красной краски. Здоровой рукой Расиния схватила его за плечо, потащила вперед, и он, шатаясь, покорно двинулся с ней, но при каждом шаге на сорочку толчком выплескивалась новая порция пугающе алой крови.

В разгромленной общей зале «Маски» было пусто. Когда они добрались до входной двери, Бен уже бессильно раскачивался из стороны в сторону, и, едва сделав пару шагов ио вымощенной булыжником мостовой, ноги окончательно отказались ему служить. Расиния начисто позабыла о том, что одна рука у нее сломана, и попыталась удержать его, но безуспешно, и они, сплетясь и обливаясь кровью, вместе рухнули на камни. Расиния приподнялась, опираясь на здоровую руку, и Бен перекатился на спину.

Он хватал ртом воздух, пытался что–то сказать, но голос был так тих и слаб, что ей пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать хоть слово.

— Беги, — прошептал Бен. — Рас… беги…

Вместо этого Расиния закричала: «Помогите!» Несколько человек уже обернулись в их сторону, но смысл увиденного дошел до них не сразу. Затем какая–то женщина пронзительно завизжала, и охваченная любопытством толпа в едином порыве хлынула вперед. Оглянувшись на «Маску», Расиния заметила, что в дальнем дверном проеме общей залы возник неясный человеческий силуэт. Андреас?.. Силуэт мелькнул и исчез бесследно.

«Они не посмеют, — подумала Расиния. — Сегодня, в такую ночь, они не посмеют схватить нас на виду у толпы. Как же глупо все вышло, глупо, глупо! Надо было мне послушаться Сот. Ах, Бен, Бен…»

Врача! — крикнула она первому же юнцу, чей взгляд ей удалось поймать. — Найдите врача, скорее!

И тут же, вновь повернувшись к Бену, осознала, что никакие врачи ему уже не помогут. С каждым ударом сердца из зияющей в его груди раны выбивалась кровь, но струйка ее становилась все тоньше и скуднее. Губы Бена зашевелились, и Расиния ниже наклонилась к нему.

— Рас… — шепнул он, задыхаясь. — Я тебя… лю…

— Я знаю, Бен, знаю. — Глаза ее наполнились слезами. — Тебе никогда не удавалось это скрыть. Кого ты хотел обмануть…

Она прильнула к нему, к его залитой кровью груди, и поцеловала в губы. У поцелуя был теплый медный привкус крови.

Когда Расиния выпрямилась, из раны больше не текло. Она медленно поднялась на ноги. Блузка ее была густо измазана красным, на лице засыхали кровавые потеки. Выпрямив сломанную руку, она ощутила, как обитавшая внутри сущность принялась за дело, как обломки костей соединяются с неслышными щелчками, словно пары магнитов, и мышцы вновь оплетают возрождающийся сустав.

Ее окружало кольцо перепуганных зевак; они не решались подойти слишком близко, однако не могли противостоять натиску жаждущей зрелища толпы. Расиния коснулась броши–бабочки, приколотой к ее плечу, и на разноцветных крыльях остался кровавый след.

— Этого человека только что убил агент Конкордата, — проговорила она тихо и тут же повторила громче, с нажимом: — Этого человека только что убил агент Конкордата!

«Прости меня, Бен». Расиния не любила его, но он был ее другом, по сути, одним из немногих настоящих друзей. Впрочем, ей отчего–то казалось: сам Бен не станет противиться тому, чтобы его имя послужило символом грядущей борьбы. «Он бы понял, что нам нельзя мешкать — надо действовать. Я поплачу о нем после, наедине с собой».

— Кто здесь главный? — спросила Расиния вслух. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать возбужденный гомон толпы. И подняла выше окровавленную руку, указующим пальцем обводя зевак. — Кто главный?

— Совет, наверное, — предположил кто–то. — Он заседает в «Золотом соверене».

— И вовсе они там не главные, — отозвался другой голос. — Просто любят подискутировать.

— В сущности, — вмешался третий, — сама идея «главного» в корне противозаконна и воплощает собой ошибочное представление о принципе управления повседневной деятельностью челове…

— Проведите меня туда! — приказала Расиния. Приказ не возымел эффекта, и тогда она взмахнула рукой, забрызгав ближний ряд зевак густеющими каплями крови Бена. — Живо!

Расинию проводили к месту заседания совета. Но сперва она приняла великодушное предложение дородной женщины средних лет, что оказалась владелицей расположенного по соседству пансиона, и отправилась туда — наскоро умыться и переодеться. В безупречный вид привести себя не удалось: прическа ее, вопреки стараниям, все так же наводила на мысли об огородном пугале, — но, по крайней мере, она уже не выглядела так, словно только что сбежала с бойни. Из подходящей по размеру одежды хозяйка сумела подыскать ей только девичье летнее платьице из светло–зеленого полотна, с пышными кружевными рукавами — впрочем, их Расиния немедля ободрала и выбросила. И приколола к плечу трехцветную брошь–бабочку, теперь покрытую засохшей кровью.

Название «Золотой соверен» носила вызывающе дорогая кофейня на углу Старого тракта и Второго проспекта, заведение с фасадом в стиле псевдобарокко, украшенным гипсовыми позолоченными колоннами. Сине–красно–серебряный вымпел над входом возвещал: здесь обосновались монархисты. Как слышала Расиния, именно тут собирались студенты из высших слоев общества — отпрыски графов и прочей знати, умеренно разбавленной семействами менее благородного происхождения (но те уже так долго числились в богачах, что могли тоже сойти за некое подобие аристократии). Даже при нынешнем чрезвычайном положении «Золотой соверен» сохранял присущий ему ореол респектабельности, и два привратника в длиннополых ливреях и белых перчатках все так же стояли у его дверей, преграждая вход уличной черни.

Тут же торчал и Фаро, нетерпеливо притопывая и нервно ощупывая рукоять рапиры. Толпа в этом месте была заметно реже, а потому он издалека увидел Расинию и почти бегом устремился к ней.

— Мой бог! — выдохнул он. — Как ты, Рас? Мне сказали, что