и может скончаться с минуты на минуту. Если упустим шанс и позволим Орланко собраться с силами, его будет уже не остановить. Вы, — она глянула на Мауриска и его вздорных соратников, — лишитесь наилучшей возможности изменить существующий порядок вещей, а вы, — это относилось уже к Педдоку, — получите королеву–ворданайку, которую держат за горло борелгаи! Что до вас, — Расиния развернулась к Дюморру и Кит, — выбирайте: остаться здесь и до хрипоты спорить, чего хотел бы Вуленн, или попытаться хоть что–то сделать своими руками! Я знаю, что сказал бы вам Дантон, даже если бы арестовали не его!

Расиния знала, чувствовала, что ее выступление возымело эффект. В конце концов, именно она писала речи Дантону, а все эти люди слышали их, и не раз. Пускай она и не обладала таким же непревзойденным ораторским даром, по слова ее были созвучны тому, что говорил он, а потому пробуждали в памяти его красноречие. Во взгляде Педдока все еще сохранялась настороженность, но молодые дворяне позади него были куда менее сдержанны, и некоторые даже попытались зааплодировать.

— Все это прекрасно, — сказал Дюморр, — но пока у нас нет декларации о принципах, почем нам знать, за что именно мы боремся? Одно дело — заявлять, что мы хотим свергнуть Орланко…

— О свержении речи не было! — отрезал Педдок. — Возможно, его светлость необходимо убедить согласиться на более… скромную роль, хотя я не думаю, что…

— Орланко может подождать, — перебил Мауриск. — Как только мы добьемся созыва Генеральных штатов…

Дальнейшее превратилось в бурю бессвязных криков, захвативших всю залу.

Фаро тронул Расинию за плечо.

— Я же говорил, — прошептал он, наклонившись к ней.

— Мы так близко, — пробормотала Расиния. — Они знают, что должны что–то сделать.

— Они боятся остаться в дураках, — пояснил Фаро. — Все–таки рискованно браться за дело, не зная заранее, что с пего выгадаешь.

Расиния встретилась взглядом с Мауриском. Тот неловко пожал плечами, словно говоря: от меня–то ты чего хочешь?

В другой части залы Дюморр вскочил с места и наступал на Педдока, а кое–кто из монархистов уже положил руку на рукоять шпаги. Разобрать, о чем они спорят, в общем шуме и гаме не смог бы никто. Одна только Кит в упор смотрела на Расинию, и лицо ее было задумчиво.

— У меня есть мысль, — проговорила Расиния. — Фаро, здесь наверху найдется комната, где мы могли бы устроиться?

— Да, наверное. Но…

— Прихвати перо и бумагу и приходи туда. Скажи этой девушке, Кит, что я хочу узнать ее мнение кое о чем, и постарайся привести ее с собой.

Фаро поглядел на нее с сомнением:

— Хочешь сама сделать набросок декларации?

— Вроде того. Кажется, я знаю, что именно всех устроит.

Как скажешь. — Фаро окинул взглядом спорщиков — их дискуссия грозила вот–вот перерасти в потасовку — и покачал головой. — Думается мне, это будет чудо.

Весть постепенно распространилась за пределы «Золотого соверена». Снова вспыхнули споры — разнообразные компании разъясняли друг другу смысл Декларации, впадали в заблуждение, сравнивали самые противоречивые слухи и бесцельно кружили по улице. Кто–то находчивый побежал в печатную мастерскую, засучил рукава и подготовил набор лаконичного документа; и когда заработали печатные станки, споры, что бурлили тут и там по всему Старому тракту, стали заметно точней и осмысленней. По призыву Мауриска, Педдока, Кит и Дюморра их сторонники выстроились рядами; вначале их было немного, но с каждой минутой к строю примыкали все новые люди.

К моменту, когда солнце поднялось в зенит, толпа уже пришла в движение. Громадное шествие протянулось по Старому тракту и Мостовой улице, направляясь к мосту Святого Валлакса, чтобы перейти на Остров. Расиния, шагавшая во главе шумной колонны, уже различала за широкой полосой реки западную оконечность Острова, где зловеще маячили черные стены Вендра.

Фаро и Мауриск шли рядом с ней. Они уже рассказали Мауриску о гибели Бена и аресте Коры.

— Жаль, что ты не сообщила раньше, — ответил он. — Ты же знаешь, Рас, я всем сердцем хочу ее выручить. Вот только остальные…

Да, знаю. — Главам фракций далеко не всегда удавалось держать в узде своих сподвижников. — Все же мы их расшевелили, и это главное.

Фаро покачал головой. В руке он держал свежеотпечатанный, еще пахнущий краской экземпляр Декларации.

— Зато обеспечили себе крупные неприятности в будущем.

— С будущим разберемся, когда оно настанет. А теперь… — Расиния красноречиво пожала плечами.

— Откуда ты знала, что вот это всех устроит? — осведомился Фаро, помахивая Декларацией.

Расиния отняла у него листок и, улыбаясь, пробежала его взглядом. Полный текст Декларации состоял из нескольких абзацев. В нем не было ни слова о принципах, праве вето, налогах или даже правах человека. Декларация выдвигала всего два простых требования: освобождение Дантона и всех тех, кто был брошен в Вендр прошлой ночью, и согласие короля на созыв предварительных Генеральных штатов, куда войдут лица, подписавшие Декларацию, и другие влиятельные горожане, — для обсуждения всех вопросов, которые возникнут.

— Что ж, — сказала Расиния вслух, — прежде всего, я показывала Декларацию каждому по отдельности. Каждый, таким образом, мог предположить, что все остальные непременно ее подпишут, а он, воздержавшись, останется на бобах.

— Ловкий ход, — согласился Фаро. — И все–таки…

— Ну же, подумай. Дано: компания студентов, которые целыми днями спорят друг с другом в кофейнях и питейных заведениях. Что их всех объединяет?

— Даже не представляю, — признался Фаро.

— То, что они любят спорить, — сказал Мауриск.

Расиния улыбнулась.

— Именно. Стало быть, если хочешь их объединить, предложи им возможность спорить с поистине грандиозным размахом.

Фаро издал сухой смешок. И как бы невзначай сбавил ход, пропустив Мауриска на шаг вперед и оставшись рядом с Расинией.

— Послушай, — прошептал он, наклоняясь к ней, — я знаю, ты вне себя из–за смерти Бена, ты хочешь помочь Коре, но… ведь того, что сейчас происходит, уже не остановишь. Ты же это понимаешь, правда?

— Понимаю, — негромко отозвалась Расиния. — Мы пойдем до конца.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Улыбка Расинии погасла.

— Я тоже, — сказала она. — Я тоже.

Глава одиннадцатая

Маркус

Тусклый свет зари сочился на улицу Святого Хастофа, разгоняя тени. С ними развеялась и надежда Маркуса на то, что огни, всю ночь пылавшие под стенами, окажутся отвлекающим маневром. Толпа, которая ночью, в отблесках бесчисленных