задумался. — Скажите так: я считаю, что, если дойдет до драки, его люди справятся с делом лучше наших и потому я предпочту, чтобы они защищали стены, а не охраняли камеры. Надеюсь, это его осчастливит.

— Есть, сэр.

И сделайте что–нибудь, чтобы заключенные не сидели в воде, иначе половина к завтрашнему вечеру свалится с лихорадкой. Может быть, пригодятся те большие столы на первом этаже. Разломать их, а щепки пустить на растопку. Я хочу, чтобы в каждой камере горел огонь. Ясно?

* * *

— Так точно, сэр. Что насчет…

— Живо, Гифорт! — Маркус отыскал кресло и тяжело опустился в него, обхватив голову руками. — Всё прочее может подождать.

Вице–капитан козырнул и бесшумно вышел. Д’Ивуар не двигался, силясь замедлить участившееся дыхание и унять ломоту в висках.

О чем только, черт возьми, думал Янус? Конечно, такой же вопрос следовало задать Последнему Герцогу, который должен был знать, что будет твориться в Вендре, если утроить обычное число арестантов. Конечно, вполне возможно, что Орланко и хотел — ради какой–то своей злокозненной цели, — чтобы узники страдали от невыносимых условий; но Маркус не верил, не хотел верить, что Янус сознательно допустил такой поворот событий. Он не мог знать, что Орланко решится на повальные аресты… но он наверняка предвидел, к каким последствиям приведет арест Дантона!

«Рано или поздно, капитан, всем нам приходится что–то принимать на веру».

Тогда, в хандарайской церкви, слушая, как пушечные ядра с гулким звоном молотят по стенам, Маркус безоговорочно верил, что полковник не бросит его в беде. В тот раз его появление превратило последний безнадежный бой в блистательную победу, пусть даже цена этой победы оказалась чрезмерно высокой.

«Придет ли он мне на помощь и сейчас?»

Так же бесшумно ступая, вернулся Гифорт. Башенная камера, где они сейчас находились, была гораздо светлей и просторней казематов: с высокими потолками, с бойницами, через которые, рисуя дорожки на полу, просеивался солнечный свет. Из обстановки тут имелись лишь пара стульев, сколоченный из досок стол да два бочонка. В косых узких полосах света неистово плясали пылинки.

— Я отдал распоряжения, сэр.

— Хорошо.

Маркус двумя пальцами потер лоб, но боль в висках от этого только усилилась. Капитан вздохнул:

— Удалось вам вытянуть что–нибудь из Дантона?

Никак нет, сэр. Он прикинулся слабоумным. Только и просит что принести пива, да еще найти принцессу.

— Святые и мученики! А ведь он, казалось бы, должен понимать, что произойдет, если вся эта толпа двинется штурмовать стены.

— Я пытался ему объяснить, сэр.

Что ж, тогда не забудьте оставить двух–трех наших людей и здесь, наверху. Если Дантон попадет в лапы Росса и начнет ломать перед ним ту же комедию, ему не миновать знакомства с раскаленной кочергой и тисками для пальцев.

— Думаете, Росс на такое способен?

Маркус помедлил. От необходимости отвечать его избавило появление шестового Эйзена, который запыхался, поднимаясь по лестнице бегом.

— Сэр! — выпалил Эйзен.

Причина такой спешки могла быть только одна.

— Уже иду.

* * *

Лестницы были готовы, но толпа не штурмовала стены. Пока еще не штурмовала.

— Эй, кто там у вас главный? — взывал снизу гулкий бас. — Выходи, мы хотим потолковать!

Призыву вторил согласный рев толпы.

Росс нагнал Маркуса и Гифорта у основания стены.

— Нам ни к чему соглашаться на переговоры, — сказал офицер Конкордата. — Это может быть ловушка. Если у них там где–нибудь засел хороший стрелок с винтовкой…

— Я рискну, — отозвался Д’Ивуар. — Вы можете остаться здесь.

— Но…

— Капитан, у них численное преимущество пятьсот к одному. По–моему, веский довод в пользу переговоров. Согласны?

Не дожидаясь ответа, он торопливо поднялся по узкой каменной лестнице на стрелковую ступень. Росс и Гифорт следовали за ним по пятам. Приказ, ранее отданный Гифорту, был уже выполнен, и половину жандармов на стене заменили солдаты Росса в черных шинелях. Все они были вооружены, и Маркус вдруг задумался, не было ли ошибкой поддаться порыву рыцарских чувств. Хватит и одного выстрела, чтобы все пошло кувырком.

— Росс, — сказал он вслух, когда они уже добрались до вершины стены. Внушите своим людям, чтобы открывали огонь только по моей команде. Всякий, кто начнет стрелять раньше времени, будет держать ответ лично перед министром юстиции.

— Есть, сэр.

Росс направился к своим лейтенантам, а Маркус поднялся на парапет и окинул взглядом собравшуюся внизу толпу.

В сравнении с тем, что он видел утром, она стала заметно организованней, и это не сулило ничего хорошего. Шесть огромных лестниц лежали наготове у основания стены, окруженные плотным кольцом людей. Сборище было пестрое — рыбаки, ремесленники, чернорабочие и даже женщины, — но сразу бросалось в глаза, что вдоль лестниц выстроились кряжистые портовые грузчики, способные без труда поднять их и прислонить к стене. Кроме того, все эти люди были вооружены, правда, по большей части дубинками или самодельными копьями. Изредка кое–где поблескивала металлом добытая невесть откуда шпага.

Посредине импровизированной осадной команды высился громадного роста человек в кожаном рыбацком фартуке; рядом стояли две женщины. Именно этот великан и призывал к переговорам, могучим басом без усилий перекрывая возбужденный рокот толпы.

Маркус набрал в грудь побольше воздуха и сложил рупором ладони.

— Здесь командую я! — прокричал он. — Это незаконное вооруженное собрание, и я вынужден призвать вас разойтись!

По толпе прокатились волны смеха. Великан в кожаном фартуке обменялся парой слов с женщинами рядом и выкрикнул в ответ:

— Прошу прощенья, не можем! У нас тут дело!

— Чего вы хотите?

— Откройте ворота и освободите заключенных! Если не станете сопротивляться, мы отпустим вас и ваших людей на все четыре стороны!

— Я не вправе так поступить, — сказал Маркус. Краем глаза он заметил, что Росс возвращается. — Однако если вы пожелаете прислать своих представителей для ведения переговоров, мы впустим их, и, быть может, нам удастся достичь какого–то соглашения?

Это предложение вызвало некоторое замешательство. Женщины жарко заспорили, великан помалкивал, напряженно прислушиваясь к ним. Маркус затаил дыхание, наблюдая за этой сценой. «Если они пойдут на переговоры, я смогу выиграть время». Время — вот единственная надежда, шанс правительству принять хоть какое–то решение, исполнить требования толпы или вызвать ближайшую армейскую часть, чтобы подавить бунт.

«В любом случае отвечать за это уже не мне».

На кой нам переговоры? — пробасил великан, прекращая спор. Или откройте ворота, или мы откроем их сами.

И добавил, склонив голову к плечу:

Ты ведь жандарм, верно? Против жандармов мы ничего не имеем. Неужто тебе и впрямь охота помирать за