Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Демельза чувствовала боль между ног и в пояснице, но боль и все страхи прошедшей ночи меркли при воспоминании о триумфе, которым она закончилась. Демельза не испытывала угрызений совести из-за того, каким способом достигла этого триумфа. Разве можно испытывать угрызения совести из-за того, что стремишься жить полной жизнью? Вчера это казалось невозможным. Сегодня стало явью. И никто у нее этого не отнимет.
Через несколько минут солнце поднимется и осветит край долины, за который закатилось всего несколько коротких часов назад. Демельза поджала ноги, посидела так немного, потом встала на колени и, набирая пригоршни воды, ополоснула лицо и шею. После чего, внезапно почувствовав прилив сил, вприпрыжку подбежала к яблоне. На соседних ветках соперничали в пении два дрозда. Девушка встала под дерево, листья прикоснулись к ее волосам и забрызгали каплями росы ухо и шею. Демельза опустилась на колени и стала собирать букет колокольчиков, которые словно дымкой укрывали землю в саду. Но собрала не больше дюжины, поскольку у нее вдруг переменилось настроение: девушка села под яблоню, прислонилась спиной к покрытому лишайником стволу, откинула назад голову и прижала колокольчики к груди.
Демельза сидела неподвижно, юбки у нее задрались, и она кожей чувствовала траву и листья. Зяблик спорхнул с дерева и начал посвистывать совсем рядом с ее рукой. Демельзе очень хотелось к нему присоединиться, но она знала, что так у нее никогда не получится.
А тут еще прилетела большущая муха и уселась на лист возле лица Демельзы. У мухи были огромные выпуклые глаза, и с такого близкого расстояния она походила на доисторическое животное из первобытных джунглей. Сначала муха встала на четыре передние лапки и, ловко приподнимая и опуская крылья, потерла две задние. Потом встала на четыре задние лапки и, словно какой-нибудь льстивый торговец, потерла две передние.
– Бзз-бзз! – прожужжала Демельза.
Муха испугалась и улетела, но практически сразу вернулась на то же самое место и в этот раз начала тереть лапками голову, словно мылась над тазом.
Прямо над Демельзой поблескивала украшенная капельками росы паутина. Черный дрозд оборвал свою песню, посидел на ветке еще пару секунд, качнул похожим на веер хвостом и улетел, потревожив цветок с двумя последними лепестками. Лепестки, плавно покачиваясь, опустились на землю. Зяблик начал клевать их один за другим.
Демельза протянула руку в его сторону и тихонько заворковала, но зяблика обмануть не удалось – он отпорхнул на безопасное расстояние. Где-то в поле замычала корова. В этот утренний час люди еще не вторглись в природу, и тишину нарушало только пение птиц.
Низко над землей, шумно рассекая крыльями воздух, пролетел взъерошенный грач. Солнце наконец встало и залило светом всю долину, его бледные лучи проникали между деревьев, по саду потянулись бледные влажные тени.
Росс проснулся только в восьмом часу.
Он встал и сразу почувствовал неприятный привкус во рту – в «Бойцовом петухе» подавали отвратное пойло.
Демельза… Жесткий шелк старого платья… Крючки… Что это на нее нашло? Он был пьян, но от спиртного ли? «Издержки духа и стыда растрата – вот сладострастье в действии… И тот лишен покоя и забвения, кто невзначай приманку проглотил…»[18] Прошлой ночью этот сонет ему не вспомнился. Поэты сыграли с ним злую шутку. Странное приключение. Но издержки духа в нем определенно присутствовали.
А старые сплетницы из трех деревень просто предвидели, чем все это может закончиться. Но слухи Росса больше не волновали. Теперь его волновали отношения с Демельзой. Кого он встретит сегодня утром? Трудолюбивую и преданную служанку, которую привык видеть при свете дня, или укутанную в шелка незнакомку, что явилась ему в эту летнюю ночь?
Она прошла весь путь, но под конец, похоже, испугалась.
Верх глупости – сожалеть о полученном удовольствии, и Росс не собирался ни о чем сожалеть. Что сделано, то сделано.
То, что произошло ночью, могло в корне изменить их отношения, могло разрушить их зарождающуюся дружбу, исказить смысл всех их поступков.
Его отказ, тогда в гостиной, был единственным разумным поступком, который он совершил за весь вечер. Пуританским, если угодно. Щепетильность и сдержанность. Насколько крепки их позиции в сознании циника?
В то утро Росс мог лишь формулировать вопросы, не находя ответов на них.
С какой стороны он ни пытался посмотреть на прошедшую ночь, было в воспоминаниях о ней что-то неприятное. И ни Демельза, ни он сам не были в этом виноваты. Видимо, все дело в истории их взаимоотношений. Чушь? А что сказал бы на это отец? Высокопарный дешевый треп ради оправдания собственной глупости.
Росс кое-как оделся и решил на какое-то время дать своей голове отдых. Он спустился вниз и постоял под струей из водокачки, изредка поглядывая на далекий утес, где строился Уил-Лежер.
Потом снова оделся и съел поданный Пруди завтрак. Она бубнила что-то себе под нос и без конца хваталась за поясницу, явно напрашиваясь на сочувствие. Покончив с завтраком, Росс послал за Джудом.
– Где Демельза?
– Откуда мне знать? – сказал Джуд. – Наверное, болтается где-нибудь неподалеку. Я видел, как она с час тому назад вышла из дому.
– А детишки Мартина уже пришли?
– Они на турнепсовом поле.
– Хорошо. И Пруди, как будет готова, пусть вместе с Демельзой тоже там поработает. На шахту я сегодня утром не пойду. Помогу вам с Джеком на сенокосе. Пора уже начинать.
Джуд что-то буркнул и не спеша вышел.
Росс еще некоторое время посидел за столом, а потом пошел в библиотеку и с полчаса занимался делами шахты. Покончив с бумажной работой, он отправился в сарай, взял косу и хорошенько ее наточил. Работа – верное лекарство, всегда излечит от дурных последствий ночи.
«Издержки духа и стыда расплата…»
Помнится, минувшим вечером, еще до того, как у них с Демельзой все случилось, он размышлял о том, что минувший день начался с поражения и поражением закончился. Утром все старые моральные ограничения вновь заняли свои позиции и пытались убедить его в том, что подобное суждение остается верным. Жизнь словно пыталась доказать Россу: удовлетворение желаний неминуемо влечет за собой разочарование. Правда, большинство людей считают иначе, однако это всего лишь распространенное заблуждение.
Первые правила этого урока Росс усвоил десять лет назад. Но тогда он еще не был таким сластолюбцем, поэтому вряд ли мог что-то в этом понимать. А вот отец Росса всегда был сластолюбцем и циником. Он знал цену любви и принимал ее такой, какая она есть. Разница между отцом и сыном состояла не в том, что Росс был холоден по натуре (это было далеко не так), а в том, что он слишком многого ждал от любви.
В то утро Росс особенно остро ощутил свое одиночество. Он думал о том, возможно ли получить от жизни удовольствие, если все, как и он сам, в конечном итоге испытывают разочарование?