личности, превращенные тираном в убийц, есть злодеи по своей сути,— значит не понимать чело­веческой природы. Все зависит от пристрастий, что господствуют в опре­деленные моменты, и тот, кто сегодня в порыве фанатизма упивается кровью, вчера мог быть простодушным богомольцем, а завтра станет доб­рым гражданином, если исчезнут причины, толкавшие его на преступле­ние. Когда в 1793 году французская нация оказалась в руках неумоли­мых палачей[437], более полутора миллионов французов пали жертвой кровавых преступлений, а после падения Робеспьера и прекращения террора оказалось достаточным принести в жертву вместе с ним лишь около шестидесяти знаменитых злодеев, чтобы вернуть Францию к ее обычаям миролюбия и морали; и те самые люди, что совершили столько злодеяний, стали потом полезными и нравственными гражданами. И я утверждаю, что в сторонниках Росаса, будь то даже члены Масорки, под оболочкой преступности скрываются добродетели, которые однажды должны быть поощрены. Тысячи жизней были спасены благодаря пре­дупреждениям, которые сами члены Масорки тайно посылали жертвам, предназначенным приказом к убийству.

Помимо упомянутых общих для человеческой природы моральных ка­честв, известных во все времена и у всех народов, в Аргентинской Рес­публике существуют свои основы для укрепления общественной нравст­венности, отсутствующие во многих странах мира. Одно из препятствий на пути к общественному покою в странах, переживающих период вол­нений, объясняется тем, как трудно привлечь внимание к новым зада­чам, которые могут помочь обществу выйти из порочного круга застой­ных идей. К счастью, Аргентинская Республика обладает богатствами, ждущими разработки, и перед нею стоят новые задачи, которые должны быть решены после свержения Росаса,— это объясняет, почему необхо­димо обеспечить покой, без которого невозможно достижение новых це­лей. Когда будет образованное, цивилизованное правительство, работаю­щее в интересах нации,— сколько можно будет осуществить намерений, какое развитие промышленности начнется! Пастушеские районы займут­ся выращиванием мериносов, что даст миллионные прибыли и обеспечит трудом тысячи человек; провинции Сан-Хуан и Мендоса, четыре года испытывавшие недостаток в рабочих руках для сельскохозяйственных и промышленных работ, займутся разведением шелковичного червя; север­ные провинции богаты сахарным тростником и индиго, который растет сам по себе; оживут берега рек — по ним откроется свободное судоход­ство, несущее жизнь и промышленное развитие в глубинные области. При виде такого подъема кто станет думать о войне? Зачем она пона­добится? Иные идеи может породить только глупое правительство, подоб­ное нынешнему, что топчет национальные интересы и вместо работы да­ет людям ружья и заставляет армию воевать с Уругваем, Парагваем, Бразилией, повсюду.

Однако основное средство достижения общественного покоя и граж­данского упорядочения, которым располагает на сегодняшний день Ар­гентинская Республика,— это привлечение европейской иммиграции; ев­ропейцы и сами по себе, вопреки отсутствию гарантий безопасности, еже­дневно прибывают на берега Ла-Платы, и если бы к власти пришло правительство, способное управлять движением и размещением пересе­ленцев, то можно было бы с их помощью не более чем за десять лет залечить все раны, нанесенные родине бандой громил от Факундо и до Росаса. Вот мои доводы. Ежегодно из Европы эмигрирует по меньшей мере полмиллиона человек — знатоки своего дела, они отправляются на поиски удачи и обосновываются там, где им дают землю. До 1840 года поток переселенцев направлялся главным образом в Северную Америку, и там, благодаря им, выросли прекрасные многонаселенные города. Ма­ния переселения временами выражалась столь сильно, что в Германии с места снимались целые селения и отправлялись в Северную Америку вместе со своими градоправителями, священниками, школьными учите­лями и т. д. Но в конце концов из-за роста населения на побережье жизнь там стала столь же тяжелой, как и в Европе, и новых иммигран­тов теперь здесь ожидали бедствия и нищета, известные им на родине. Начиная с 1840 года в североамериканских газетах стали печататься объ­явления, предупреждающие о трудностях, которые ждут переселенцев, объявления подобного же содержания американские консулы рассылают в газеты Германии, Швейцарии и Италии. В 1843 году два корабля с иммигрантами вынуждены были вернуться в Европу, а в 1844 году фран­цузское правительство отправило в Алжир двадцать одну тысячу швей­царцев, которые не смогли выехать в Северную Америку.

Поток эмигрантов, не находящих заработка на Севере, начал спу­скаться по побережью Америки — кто-то отправляется в Техас, кто-то — в Мексику, но нездоровый климат мексиканского побережья отпугивает людей; громадное побережье Бразилии не обещает им больших выгод по той причине, что труд негров-рабов снижает стоимость продукции. И по­тому переселенцы стремятся перебраться в Рио-де-ла-Плату с ее мягким климатом, плодородными почвами и изобилием средств существования. С 1836 года в Монтевидео начали прибывать тысячи иммигрантов, и, в то время как из-за зверств Росаса коренное население Республики вынуждено было бежать, Монтевидео вырос за один год и превратился в процветающий, богатый город, более красивый, чем Буэнос-Айрес, пол­ный жизни, с бойкой торговлей. Сейчас, когда Росас, этот злой гений, взялся за Монтевидео, переселенцы устремляются в Буэнос-Айрес и занимают место исконного населения, которое по воле чудовища-тирана истощает и обрекает на гибель война — в этом году, чтобы пополнить свои поредевшие силы, он даже внес предложение в Палату представи­телей приняться за басков.

Итак, в тот день, когда Новое правительство обратит на обществен­ное развитие те миллионы, что расходуются сегодня на губительную и бесцельную войну и на содержание убийц, в тот день Европа узнает, что чудовище, опустошающее сегодня Республику с воплем «Смерть чу­жестранцам!», уничтожено, трудолюбивая европейская иммиграция хлы­нет в Рио-де-ла-Плату, и Новая Власть позаботится о ее расселении по провинциям; аргентинские землеустроители определят годные для них земли и создадут планы городов и поселков, которые примут переселен­цев; им будут предоставлены плодородные земли, и за десять лет по бе­регам аргентинских рек вырастут города, а население Республики удво­ится за счет энергичных, нравственно здоровых и предприимчивых жи­телей. И это не пустые мечтания, это достижимо, нужна лишь другая, не такая дикая власть.

В 1835 году Северная Америка приняла пятьсот тысяч шестьсот пятьдесят переселенцев — разве есть препятствия для въезда в Арген­тинскую Республику ста тысяч ежегодно, если людей перестанет пугать страшная слава Росаса? Сто тысяч переселенцев ежегодно даст нам мил­лион трудолюбивых европейцев за десять лет, они расселятся по всей Республике, научат нас трудиться, использовать природные богатства, и их достояние пополнит достояние всей страны. Миллион цивилизован­ных людей сделает невозможной гражданскую войну, ибо в меньшин­стве окажутся те, кто ее желает. Шотландская колония, которую основал Ривадавиа на юге провинции Буэнос-Айрес, со всей очевидностью под­тверждает это: она потерпела ущерб от войны, но не приняла в ней уча­стия; ни один немец-гаучо также не бросил работы, своей молочной лав­ки или сыроварни, и не пустился в скитания по пампе.

Надеюсь, мне удалось показать, что революция