Тогда она простила его. Впрочем, она всегда его прощала. Доэтого дня. Теперь Теда нет. С ним уже нельзя ни поссориться, ни помириться, ион никогда не сможет ей ничего объяснить. Ей придется смириться с этим и как-тожить дальше. Офелии казалось, что их жизнь с Тедом похожа на ткань, в которуюкаждый из них вплетает нитку за ниткой. И вот достаточно смятого клочка бумаги,чтобы то, что. казалось таким прочным, вдруг в мгновение ока разлетелось вклочья. И она бессильна что-либо изменить.

– В первый раз он изменил мне в тот самый год, когдазаболел Чед. Тогда мне казалось, он просто возненавидел меня… считал, что явиновата в болезни сына. Словно хотел отомстить мне за все. А может, он простохотел хоть на время забыть обо всем… Не знаю. Это случилось, когда мы с Пипуехали во Францию. Не думаю, что это было такое уж сильное увлечение. Но когдая узнала… словом, это чуть было не прикончило меня. Как-то все сразу – иболезнь Чеда, и известие, что у мужа другая женщина. Правда, он сразу жеперестал с ней встречаться. И я простила его. Впрочем, я всегда его прощала.Мне в общем-то нужно было только одно – чтобы он любил меня… чтобы мы всегдабыли вместе.

А он, похоже, всегда любил только себя. Но Офелия должнабыла сама понять его и научиться жить с таким человеком дальше. Мэтт считал,что не вправе еще больше растравлять ее раны, тем более что ей и так ужедосталось. Украдкой взглянув на нее, он тяжело вздохнул. В глазах Офелииплескалась такая боль, что у него все перевернулось внутри. И Мэтт промолчал –он скорее откусил бы себе язык, чем решился бы причинить ей еще одну боль.

– Думаю, лучше всего постараться не думать обэтом, – рассудительно сказал Мэтт. – Что толку терзать себя? Тедабольше нет, и вы ничего уже не можете изменить.

– Эти двое… они уничтожили все, что у меня осталось.Даже из могилы он отомстил мне… сломал мне жизнь.

Мэтт никак не мог взять в толк, почему Тед не позаботилсясразу уничтожить письмо. Да еще оставил его в таком месте, где оно наверняка попалосьбы на глаза жене. Несусветная глупость? А может… может, он втайне хотел, чтобыона отыскала его? Возможно, рассчитывал, что оскорбленная Офелия сама решитоставить его? Как бы там ни было, ему больно даже думать о том, какую рану онооставило в сердце женщины.

– Как вы объясните все это Пип?

– Никак. Ей незачем вообще ни о чем знать. Это касаетсятолько нас с Тедом – в особенности сейчас. Потом постараюсь как-то объяснить,почему Андреа перестала у нас бывать. Придется придумать какую-то причину… аможет, просто скажу, что объясню ей все потом, когда она подрастет. Она и такуже догадывается, что произошло нечто ужасное, только еще не знает, что этосвязано с Андреа. Я не сказала Пип, что ездила к ней.

– Правильно.

Ладонь Офелии по-прежнему покоилась в его руке. Больше всегоМэтту хотелось бы обнять ее за плечи, но он не решился. Что-то подсказывалоему, что Офелии будет неприятно. Она походила на хрупкую пташку с переломаннымикрыльями, припавшую к земле в ожидании, когда милосердная смерть положит конецее страданиям.

– Прошлой ночью я находилась на грани безумия. Мнеказалось, я схожу с ума… а может, так оно и было. Простите, Мэтт. Поверьте, мнеочень неприятно взваливать на вас свои проблемы.

– Почему бы и нет? Вы же знаете, мне отнюдь не все равно,что происходит с вами. И с Пип тоже.

Впрочем, откуда ей знать? Он ведь сам только недавно этопонял. Но теперь, глядя на нее, Мэтт уже больше не сомневался. Он в жизни ни закого не переживал так сильно… ну разве что за своих детей. И тут он вдруг вспомнил,что так и не успел поделиться с ней своей радостью.

– Знаете, ведь со мной тоже кое-что случилось. И тожевчера, – мягко сказал он, все еще держа ее за руку. – Как ни странно,оказывается, меня тоже предали – так же жестоко и хладнокровно, как и вас, дорогая.У меня был гость на День благодарения. Знаете, такого чудесного праздника уменя не было уже много лет.

– Да? И кто же это? – Офелия с трудом заставиласебя вернуться к действительности.

– Мой сын.

Глаза Офелии расширились от изумления, и Мэтт принялсявзахлеб рассказывать ей о том, что случилось прошлым вечером.

– Просто не могу поверить! Господи, да как у неехватило духу поступить так с вами… с ее же собственными детьми?! Неужели онарассчитывала, что они так никогда и не узнают об этом?

На лице Офелии отразился ужас. Их обоих предали те, кого онилюбили больше всего на свете. А самый мерзкий обман – когда обманывает тот,кому веришь. Она даже не могла сказать сейчас, кто проделал это с большимцинизмом или подлостью: Салли или Андреа с Тедом. Такое совпадение казалосьпросто невероятным.

– Возможно, надеялась, что со временем дети простозабудут меня. Или решат, что я давным-давно умер. И что самое удивительное, этоей почти удалось. Роберт признался, что они с Ванессой уже не сомневались, чтоменя давно нет в живых. Он искал меня, но скорее для того, чтобы убедитьсянаверняка. И был потрясен, увидев меня, что называется, во плоти. Знаете, онклассный парень! Я просто мечтаю познакомить вас с ним. Держу пари, он вампонравится, особенно Пип. Может, даже встретим вместе Рождество, а? Как вамтакая идея? – с надеждой в голосе предложил Мэтт, уже строя планы одинграндиознее другого.

– Сдается мне, больше вы не намерены киснуть водиночестве? – со слабой улыбкой проговорила Офелия.

Мэтт со смехом кивнул.

– Ну, уж не в этом году, это точно. А потом яобязательно слетаю в Окленд повидаться с Ванессой.

– Поздравляю вас, Мэтт. Это просто замечательно, –прошептала Офелия, с искренней радостью пожимая ему руку.

В комнату влетела Пип и довольно заулыбалась, заметив, чтомать с Мэттом держатся за руки. Естественно, она все поняла совсем не так, какбыло на самом деле, и чуть не запрыгала от радости.

– Эй, мне уже можно вернуться? – спросила она, вто время как Мусс, ворвавшись вслед за ней в комнату, носился кругами, оставляяна полу кучки песка, но Мэтт великодушно заметил, что это не имеет значения.

– А я как раз собирался предложить твоей мамепрогуляться немного по берегу. Пойдешь с нами?

– А это обязательно? – жалобно протянула Пип,съежившись в комочек на диване. – А то я замерзла просто как не знаю кто.

– Ладно, тогда оставайся. Мы недолго. – Мэттвопросительно посмотрел на Офелию. Она кивнула в ответ и встала. Ей тожехотелось немного пройтись по берегу.

Натянув куртки, они вышли из дома, и Мэтт, обняв Офелию заплечи, мягко притянул ее к себе. Она вдруг показалась ему меньше ростом и такойхрупкой, что он испугался, как бы ее не унесло ветром. Они медленно шли попляжу, и Офелия покорно прижималась к Мэтту, словно ища у него защиты. Он былединственным другом, который у нее оставался, единственным, кому она верила каксебе самой. Какое-то чувство подсказывало Офелии, что она может ему доверять.Что же до того человека, которого она долгие годы считала своим мужем… теперьона уже и не знала, чему верить. А от Мэтта исходило ощущение надежности. Вовсем мире у нее теперь остался только он один. Растерянная, сломленная, Офелияприжалась к нему, словно испуганный ребенок. Рука Мэтта крепко обнимала ее заплечи. Так они долго бродили по берегу. Ни один из них не произнес ни слова. Даэто было и не нужно.