Шагнуть… Я самой себе пообещала.

Пустота под ногами.

Как свободно! Как легко!..

…И уже в следующее мгновение сильные-сильные руки обхватывают меня за пояс. Отчаянно повторяют, не замолкая ни на мгновение:

– Ведьма! Ведьма!.. Ведьма…

И о чем он, не постесняюсь спросить?..

Не ведьма я больше.

Меня должен был спасти отец. Когда-то, почти девятнадцать лет назад, он возложил на себя эту миссию – спасать меня во что бы то ни стало. Приходить на помощь тогда, когда я в этой помощи не нуждаюсь, срывать мои планы, рушить жизнь – и прикрывать все это тем, что он меня спасает.

Но он попросту не успел приехать. Так что спас меня от меня же самой не он, хотя имел все на то предпосылки. Даже маячок на моей душе, указывающий верную дорогу, как путеводная звезда. Терпеть не могу звезды. Всегда смотрю под ноги, на тротуары и дома, – лишь бы куда, но не на темное-темное небо, что когда-то было моим победным плащом, а потом не смогло скрыть. Хотя как знать.

Моим спасителем оказался Яр.

Пообещал когда-то тогда, давно, в предпрошлой жизни, и вот решил исполнить. Причем обошелся без своего загадочного маячка. Зато с привлечением знакомых. Больше скажу – непосредственное участие в моем поиске принял тот самый молодой человек Весты, к которому она так спешила моим настоящим последним вечером.

Зовут его, к слову, Мишей, но к делу это не относится. Как и то, что никакой он не маг (как и я), – самый обычный аспирант. Роль сыграло его умение (и специальная программа), позволившие отыскать меня по номеру мобильного телефона. Вроде и сложно, но проще не придумаешь. Пока некие черные пытались отыскать меня по душе, он поступил умнее.

(К слову, отыскать они меня все равно не смогли. Спасибо отцу, что так тщательно вкладывал в меня знания о том, как правильно нужно пользоваться своей магией – и жаль, что все эти знания мне теперь не пригодятся, ведь магии у меня больше нет).

Так я и осталась жива.

Или не совсем я, а моя внешняя оболочка и нечто, что не растворилось в небе, как сахар в горячем чае, когда Матвей коснулся земли.

За мгновение до того, как я последовала за Матвеем, Яр меня словил. Звал меня безуспешно (по его рассказам). А у меня взгляд был пустой, будто я умерла (это тоже со слов очевидцев). Не так уж далеко от истины… Потом повез в квартиру. Я продолжала игнорировать окружающих – и его, и Весту, и даже их отца, который по невероятной причине тоже оказался рядом со мной.

Они знали, что случилось нечто непоправимое.

Что именно, я сообщать им не собиралась.

А потом на меня вышел отец. Точнее говоря, он вышел на Яра и лишь поэтому задержался. С самой первой секунды, как только душа начала покидать мое тело, отец все почувствовал. Он почувствовал и то, как резко оборвался поток моей души. И отчаяние, когда я стояла на крае крыши, тоже.

Отец все знал.

Ему не требовалось объяснений и слов. Может быть, поэтому я и люблю его до сих пор – хотя не имею права теперь называться его дочерью, пусть отец и утверждает обратное.

Тетя рассердилась на нас, когда узнала, что ее заставили забыть все свое магическое прошлое. А мне временами больше всего именно этого и хочется – забыть. Но я слишком хорошо помню все до мельчайшей детали.

Итак, отцу требовалось какое-то время, чтобы достать номер Ярослава (через мою маму, подумать только – у бабушки Яра, Валентины, весь тот вечер не было электричество, а телефон разрядился, так что связаться с ней отец не смог). Так и мама обо всем узнала… Отец позвонил, и Яр долго разговаривал с ним по телефону, не отходя от меня ни на шаг, будто я могла вскочить с дивана, на который меня так заботливо положили, подбежать к окну и закончить начатое. Я, кажется, пыталась вслушаться, я даже что-то понимала, – но сейчас не вспомню ни единого слова. Примерно как после невероятно важной лекции, материал которой будут спрашивать на экзамене.

Где-то через час после всего, что произошло и произошло почти, отец уже оказался рядом со мной. А ведь совсем немного оставалось, чтобы его дождаться… Как же так получилось, что я не дождалась?..

Это оказалось так странно – видеть его рядом с Яром. Они были такими разными – отец и Яр, – но смотрели на меня так похоже, что я, не выдержав, отвернулась. И наконец заплакала, только тогда начав осознать, что же на самом деле со мной произошло.

Отцу не требовалось задавать вопросов. Он тихо подошел ко мне, коснулся предплечья, волос, щеки. Я почувствовала, как внутри разливается тепло, но вся трагедия заключается в том, что теперь мне остается только чувствовать, причем чувствовать гораздо меньше, чем прежде (чувства тоже требуют отдачи), а сама я уже никогда ничего не сделаю…

Отец не стал меня осуждать. Я думала, он будет это делать – я в который раз ошиблась. Но, кажется, отец понял, что в этом нет никакого смысла. Вскоре рядом оказалась еще и Милана, ее чудесные карамельные волосы были собраны в небрежный пучок, и я, почувствовав ее, осмелилась обернуться – и заметила, что Милана плачет вместе со мной. А лицо Яра в тот момент… мне, пожалуй, не нужно было его видеть, но я его увидела. Страх, беспокойство за меня, горечь… в этом не было ничего смешного, но мне вдруг стало так смешно – и от его лица, и от себя самой, и от ситуации, что я решила не сдерживать себя и рассмеялась.

Можно обойтись без медицинских справочников, чтобы понять, что у меня началась истерика.

Вдоволь насмеявшись, я начала задыхаться, захлебываясь слезами, и тогда отец не выдержал. Прижал меня к себе, но не в легком приветственном объятии, а в желании успокоить. А потом внутри будто что-то ударилось о стенку (я покачнулась) – и душа (ее жалкая частичка) упала на дно.

Она была со мной, но моей уже не была.

Это как магнит на холодильнике – ты можешь на него смотреть, но в то место, где ты побывал когда-то, это тебя не возвращает.

Впрочем, мне все же действительно стало лучше. Или, я бы сказала, мне вдруг стало абсолютно безразлично. Это самое страшное.

Отцу позвонили.

Только после этого все собравшиеся в комнате (кроме, конечно же, меня) узнали, что Матвей мертв. Ну и что совсем недавно он существовал, конечно. В самом деле существовал. Не был плодом моего больного воображения. А я была его убийцей. Теперь убийцей я стала по-настоящему.

И в этот момент моя история почти подошла к концу (а я ведь так хотела завершить ее еще раньше).

Мы пробыли у Яра до раннего утра. Почти все это время я молча прижималась к дивану. Потом меня поили чаем. Все сидели на кухне, а я – и Яр – в гостиной, на том самом диване, где я уже ночевала единожды. И пили чай. Вкус я не чувствовала, тепло тоже, но старательно пила. Яр ничего не спрашивал. Не осуждал. Вообще не говорил никаких слов, кроме «Не слишком горячая вода?», «Принести еще?». Я мотала головой из стороны в сторону.