Я не стала ничего отвечать.

В самом деле ушла незамеченной. Ну, почти незамеченной.

Я так стремилась покинуть это ужасное белоснежное здание, чтобы ни с кем – а тем более с Софой – не столкнуться, что очень испугалась, когда на лестнице кто-то коснулся моего предплечья.

А это был Яр.

Всего лишь – и аж.

Нас разделяло три ступени.

– Спешишь? – уточнил он, заглядывая в мои глаза. Я не стала отворачиваться. Больше всего в тот момент мне хотелось утонкуть в этих озерах, покрытых трескающимся льдом. Залечь на серое песчаное дно, где моим одеялом станут пожухлые водоросли.

– Ты веришь мне?

Дурная привычка. Вопрос на вопрос. Помню.

– Я верю тебе.

Он спустился на одну ступень ниже. Продолжил:

– Я верю тебе больше всех на свете.

– Почему?

Яр слабо улыбнулся. Заметил:

– Что стоят слова какой-то ведьмы со странным именем… Дивана? Дианы? Софы, точно. Мебельный склад. Что стоят ее слова против твоих, Яна? Почему после ее невнятного лепета я должен засомневаться в тебе? Если я похож на человека, который так легко меняет свое мнение под воздействием чужого – значит, внешность в который раз оказалась обманчива.

– Но я же черная, – напомнила я. – Черная ведьма. Это клеймо, его не сотрешь с кожи, оно на душе. Почему я не могу творить зло? Черная магия создана для того, чтобы творить зло.

– Неважно, какая у тебя магия, Яна, – Яр покачал головой. – Важно, как ты ей пользуешься. Я… – Он сделал еще один шаг вниз, и теперь мы стояли на соседних ступеньках. Не удержавшись, я осторожно коснулась кончиками пальцев тыльной стороны его ладони. Яр вздохнул.

– Я должен отдать тебе одну вещь, – сказал он. – Я знаю, ты расстроилась, когда не увидела ее. Она… Елена… твоя мама обычно избегает общественных встреч. А в этот раз она попросту не успела вернуться вовремя. Но вчера вечером… незадолго до… она попросила передать тебе это, – и он протянул мне конверт из крафтовой бумаги. – А я забыл. Оно хранилось у меня некоторое время. Недолго. До указания.

От конверта пахло лавандой.

Я покорно забрала его и спрятала в карман рюкзака.

Если бы матушка была здесь, она бы меня защитила?..

Я сделала то, чего сама от себя не ожидала – поднялась на одну ступеньку вверх и обняла Яра так крепко, будто пыталась отыскать в нем тепло, которое поможет мне воскреснуть.

Он обнял меня в ответ, не колеблясь.

– Прости, Яр.

– За то, что ты спасла мою сестру? Я буду благодарен тебе всю свою жизнь, Яна. Это ты меня прости…

– За то, что приношу неприятности тебе и твоей семье, – поправила его я. – А мне-то за что тебя прощать?

– За то, что не нашел в себе смелости защитить тебя.

– Спасибо, что не бросился защищать, – я не удержалась от смешка. – Только тебя вмешивать во все это не хватало. Ты и без того уже пережил многое. Зачем тебе еще осуждение от тех, кто мало что из себя представляет, но любит считать наоборот? Какие-то непонятные связи с непонятной черной ведьмой… Теперь еще и обвиненной…

Яр прижал меня к себе еще крепче, хотя мне казалось, что крепче уже не получится. Своим телом я ощущала его, и в этом было что-то волшебное.

– Я люблю тебя, – сказал Яр, словив мой взгляд.

– И как это? – спросила я, вместо того чтобы в ответ словить его губы.

Пару секунд Яр молчал. Потом произнес медленно:

– Это как звезды, вспыхнувшие над головой… когда ты уже отчаялся найти путь в непроглядной тьме. Ты следуешь за их сиянием, и тебе больше ничего не страшно. Идешь, точно зная, что этот путь – единственный верный…

Несколько секунд мы молчали.

– Ладно, – согласилась я, выскальзывая из его объятий. – Мне пора.

– Я провожу тебя до выхода.

– Ладно.

Когда я уже натягивала шапку, Яр заметил вдруг:

– Знаешь, а ты понравилась папе. Он сказал, что ты похожа на мою маму… Будь очень осторожна, Яна. Возвращайся к себе. Я уверен, они смогут его отыскать… Охотника, Матвея. Что-то мне подсказывает, что конец этой грустной истории совсем близок. За те страдания, что он принес, – глаза Яра стали холодными, – он скоро заплатит. А ты как считаешь?

Я улыбнулась, ничего не ответив.

И все-таки отвернулась, потому что мне очень хотелось плакать.

– Передай, пожалуйста, Весте, что я желаю ей скорейшего выздоровления.

И ушла.

Страх победила пустота.

И именно пустоту выбирает моя магия.

Но кто бы знал, что нужно мне самой?..

Матушка обещала поведать мне истину. И решила не медлить с этим. Почему? Тоже предчувствие? Интересно, у белых, возродившихся из черных, сохраняется способность предчувствовать?

Также любопытно, насколько долго это письмо ждало своего часа? Если учесть, что в нашу последнюю с матушкой встречу оно было уже написано. Сколько времени прошло с тех пор, как матушка, столкнувшись со взрослой мной, решила его написать?..

В нашей комнате было пусто.

Я сидела спиной к стене, укутавшись в плед. Ничего не хотелось. Хотя в теории я могла еще на две пары успеть…

Да, я сбежала, и да, остановить меня никто не смог. Но какой был в этом смысл? Разве от этого мне стало легче? Смелее? Где мои звезды, которые меня саму сделали бы смелой? Или истинная темнота все-таки не может быть совмещена со светом?..

Что будет дальше?

Со мной? С Яром? Со всем этим миром?

Я все же взяла в руки конверт, так невероятно пахнущий лавандой. Когда вернулась, положила его на край стола, не решаясь открыть в то же мгновение, но, кажется, время пришло.

Конверт был невесомым.

Значит ли это, что слова ничего не стоят? Как обычно…

Внутри лежал обычный белый лист, сложенный вчетверо. Я осторожно развернула его, на мгновение зажмурила глаза – а потом все же осмелилась посмотреть. Душа заныла. С первой же строчки я узнала этот подчерк. У матушки он всегда был очень красивым, таким тонким и изящным.

А первой строчкой было вот что: «Дорогая моя Яна».

И я пообещала себе, что дочитаю ее письмо до конца. Выслушаю матушку. Закрою этот гештальт. Не знаю, что будет дальше со мной, с нами и всем таким прочим, но знаю вот что – с матушкой мы увидимся еще нескоро, если это вообще когда-нибудь произойдет.

Я так любила тебя, матушка.

Знала бы ты, как я тебя любила. Как я ждала тебя. Каждую ночь просыпалась от любого шороха, уверенная, что это ты, именно ты, решила вернуться…