Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Аркадий Константинович, но в силу специфики работы мы изнашиваемся быстрее, чем обычные люди. Рано или поздно необратимые изменения в организме дадут о себе знать. Нам объективно нужно смена! — Несмотря на трагичность предмета обсуждения, Коломин старался аргументировать с точки зрения рациональной необходимости. — Прошло столько времени, технологии и техника изменились, «Псио» уже не так разрушительно действует на молодой организм, как раньше. Не справится уже гораздо меньшее число испытуемых!
— Ты говоришь об анализаторах, будто вы машины, а не люди, — грустно улыбнулся Градов, на этот глянув на Ярослава. Было видно, что глаза учёного слегка покраснели и заблестели.
— Ну а кто мы, проф?.. — виновато разводя руками, спросил Коломин. — Мы даже зовёмся так же, как и прибор для научных измерений. Да, мы органические машины, и я не вижу в этом определении ничего страшного и постыдного. Вы, слава богу, обучили нас жить с собственной уникальностью.
Градов прошёлся туда-сюда, заломив руки за спиной.
— Иногда я жалею о том, что произошло. Нередко думаю, на службу чему я поставил свой талант и научный ум. Попытаться заставить детей стать сверхлюдьми через отравление химией? И чем я отличаюсь после этого от нацистских учёных? То, что мы страна победителей, а нам по праву победителей можно всё? — Профессор обхватил подбородок пальцами и вновь опёрся на ограждение набережной. — Боль и смерть каждого из вас тысячекратно отдавалась во мне, Ярослав. Быть может, в свои годы я выгляжу далеко не как дряхлый старец, но в душе я постарел многократно. Тех, кто давно ушёл от нас из-за проекта, я до сих пор не могу себе простить. Не могу… И опять нырнуть с головой в эти жуткие страсти?
— Вы честный и ответственный человек, проф. Совесть не умерла в вас, а душа поёт, это хорошо. И я бы не стал на вашем месте столь критично относиться к себе, вы великий человек и гениальный учёный, — поспорил Коломин. — Никто из анализаторов не упрекает вас — напротив, мы до конца жизни благодарны вам за то, что мы стали первыми из людей, кто смог прыгнуть выше своей головы. Тест химией мы рассматривали и продолжаем рассматривать как очень тяжёлое, но нужное испытание. И сейчас всё не очень гладко, но для нас произошедшая метаморфоза стала гигантским, я бы сказал, вселенским скачком. В любом случае, это было намного лучше, нежели бы догнивать обычными подростками в детдоме!
— Когда впервые я встречал каждого из вас, я говорил, что до конца проекта дойдёт не каждый, испытание это будет архисложным и дело это добровольное. Как вы в таком возрасте могли осознавать принцип добровольности, будь он неладен? — сокрушался Градов. Но моментально успокоился и вдруг спросил: — Ты скучаешь по Вовчику?
На этот раз не сразу отозвался Ярослав.
— По Вове?.. — несколько рассеянно переспросил Коломин. — Да, из всей команды он был мне ближе всех. Наверное, нас можно было бы назвать лучшими друзьями. Знаете, проф, у нас был очень высокий уровень взаимопонимания, будто у родных братьев. Ни с кем из ребят я не был настолько близок. Я ясно помню тот день, когда его не стало, помню все обстоятельства. — Ярослав подошёл к парапету и тоже облокотился на него, встав на одну линию с Градовым. — Машина тогда сломалась… Вогнала Вове лошадиную дозу «Псио». Не сегодняшней формулы, а самой старой версии. Не знаю, Аркадий Константинович, известно ли вам, но между собой ту версию мы называли «кипяток». Ваши все запаниковали, пытались вывести оттуда меня, Милана и Рому, но мы всё вырывались, как упрямые, продолжали смотреть. «Псио» въелось ему под кожу, в зубы, в ногти, окрасило их и вены в мерзкий чернильный цвет, залило глаза. Позже мы узнали, что жижа вспрыснулась ему во все органы тела, включая сердце, головной и спиной мозги. Он кричал, надрывался, исходил судорогами. Когда его стало рвать чёрным, ваши сумели нас выгнать, изолировали то помещение и весь коридор, оставили с Вовой Кондакова и Измайлову. Он продолжал кричать. Выла сирена. Тогда прибежали вы, половина всей исследовательской группы и дезинфекторы из службы быстрого реагирования. Все в костюмах химбиозащиты, дезинфекторы были вооружены и держали в руках и за спинами какие-то сложные вундервафли. Деревянко самый спокойный был: он вообще танк по жизни с железными нервами. А на вас со Львовым лица не было, хоть это самое лицо почти противогаз и скрывал. Глаза, Аркадий Константинович, — в них всегда всё про человека и о человеке написано. А они в тот день с диким ужасом и наивной надеждой, что Вовчик выживет, смотрели… В общем, промучился он до трёх ночи в реанимационном боксе. Никто из нас не спал в ту ночь.
— Э-эх, я, наверное, окончательно поседел в тот день. К-какая жуткая жуть… — Градов закрыл глаза ладонью. Он убрал руку и взглянул на церковные купола за рекой. — С Кондаковым и Измайловой всё оказалось в порядке: «Псио» смертельно опасно для неносителя только при приёме внутрь. Вон работают до сих пор, ты их сегодня видел. А Вовчик… Кто знает, если тогда всё не пошло наперекосяк, быть может, он стал бы десятым из вас? Парень он никогда не был слабый.
— Я давно смирился с его тяжёлой кончиной и уходом из моей жизни, — честно признался Коломин. — Всё идёт дальше своим чередом, и время всё-таки лечит, чтобы там не говорили.
— Прости, если вдруг заставил тебя снова переживать тот день. — Градов легонько тронул своего бывшего ученика по плечу. — Такое не каждый сможет нормально пережить.
— Всё в порядке, проф! — излучая уверенность, Ярослав кивнул со слабой улыбкой.
— Тогда давай возвращаться в Институт. Завтра отдохнёшь, расслабишься, пусть и в нашей шумной, но любимой столице. Поезжай в лесопарк или ботанический сад, погуляй по какой-нибудь красивой усадьбе. — Аркадий Константинович поманил Коломина в обратный путь. — Мы поколдовали над химическим составом «Псио», что, уверен, поможет сгладить все текущие негативные эффекты. Новый набор мы тебе передали. Старый — ещё поизучаем и утилизируем, так как скоро он потеряет свои потребительские свойства. Если что-то вдруг