– Когда-то все они принадлежали одной семье, – сказал Марсель, выходя из машины. – У них рождались только дочери. Ни одна не вышла замуж. Вот и построили себе жилища рядом.

Дома скромных размеров были выкрашены в ярко-красный, синий и желтый цвет. На фоне серого ландшафта они напоминали маяки. Построенные в одном стиле – с мансардными окнами, печными трубами из плитняка и деревянной верандой, – они немного отличались друг от друга. Крыши были покрыты жестью и напоминали серебристую рыбью чешую. В мягких лучах заходящего солнца они приобрели розоватый и голубоватый оттенок.

– Оно как-то называется? – спросила Мирна.

– Поселение? Нет.

– И кто здесь теперь живет? – спросила Клара, следуя за Шартраном к дому, стоящему ближе к реке.

– Хозяева двух других домов приезжают только летом. Я единственный, кто обитает тут круглогодично.

– А вам не бывает одиноко? – спросила Мирна.

– Иногда. Но зато какая компенсация!

Он повел рукой, показывая на деревья, скалы, утесы и громадный купол неба. И на темную реку. Для Марселя Шартрана все эти чудеса природы были близкими друзьями.

«Компенсация, да только неживая, – подумала Мирна. – Вид, несомненно, величественный, но достаточное ли это возмещение?»

– Я купил дом двадцать пять лет назад. Он несколько лет выставлялся на продажу после смерти последней сестры. Никто не хотел покупать. Естественно, к тому времени все пришло в запустение.

Шартран распахнул дверь, и они вошли.

Они оказались в гостиной с низким потолком, деревянным полом и потолочными балками. Помещение могло бы показаться тесным, давящим, но Шартран покрасил балки и оштукатуренные стены в молочно-белый цвет. Получилось уютно, по-домашнему. У большого камина стояли два кресла и старый диван. Окна с обеих сторон выходили на реку Святого Лаврентия.

Расселившись по комнатам, друзья налили себе выпить и затем собрались в кухне, чтобы приготовить ужин, состоящий из макарон, багета, намазанного чесночным маслом, и овощного салата, приправленного цикорием.

– Вы видели Ноу Мана, – сказал Гамаш, готовивший салат, обращаясь к Шартрану, который накрывал на стол. – Вы единственный, кто…

– Не совсем так, – возразил Шартран. – Клара, вы его тоже знали.

– Пожалуй, да, – сказала она. – Я все время забываю. Столько лет прошло, и к тому же я у него не училась. Встречала в коридоре, и только. Едва узнала его по автопортрету в ежегоднике, но, мне кажется, такова была мода того времени. Все хотели выглядеть мучениками.

– Возможно, все хотели так выглядеть, однако Норман мучился взаправду, – заметила Мирна.

– Вы читали лекцию в колонии, – сказал Гамаш, снова обращаясь к Шартрану. – Вам не показалось, что у них там секта?

Шартран оторвался от своего занятия и обдумал вопрос.

– Нет, мне не показалось. Но что такое секта? По каким признакам ее можно определить?

– Какая разница между сообществом и сектой? – спросил Бовуар.

– У обоих есть руководящая философия, – пояснила Мирна. – Но сообщество – явление открытое, люди могут приходить и уходить. А секта – закрытая, жесткая структура. Требует подчинения и абсолютной лояльности вождю и верованию. Она изолирует людей от большого мира.

– Любопытно, что Ноу Ман пригласил Марселя прочитать лекцию, – заметила Клара. – Вожди секты так не действуют.

– Верно, – сказала Мирна.

Она посмотрела на Шартрана и отвернулась.

Гамаш, внимательно наблюдавший за происходящим, подумал, что ему понятен ход ее мыслей.

Возможно, Шартрана никто не приглашал в сообщество. Возможно, он уже находился там.

Гамаш уже некоторое время подозревал, что Марсель был членом сообщества Ноу Мана. Не потому, что Марсель много знал о сообществе, а потому, что делал вид, будто не знает.

Шартран поднял голову и улыбнулся Гамашу. Улыбка была приветливой, обезоруживающей. Дружеской. И Гамашу захотелось верить, что они и в самом деле на одной стороне.

Однако сомнения его не рассеялись, напротив, укрепились.

– Люди из сообщества показывали вам какие-нибудь свои работы? – спросила Клара.

Похоже, она единственная из всех ни в чем не подозревала Шартрана.

– Нет. И я не просил, чтобы они мне что-то показывали.

Мирна подняла голову и посмотрела на Клару, словно побуждая ее заметить нечто странное – галериста, которого совершенно не интересует искусство.

Большинство галеристов имели свою специализацию, но это не мешало им проявлять интерес к другим видам искусства. По правде говоря, они становились неистовыми и довольно назойливыми, когда дело касалось искусства.

Клара, намазывавшая на ломтики багета чесночное масло, казалось, не замечала ничего необычного.

– Ноу Ман тоже никогда не показывал вам своих работ? – спросил Гамаш.

– Никогда.

– Позвольте высказать предположение, – вступил в разговор Бовуар. – Вы его об этом не просили.

Шартран счел это занятным:

– Когда ты находишь то, что любишь, дальнейшие поиски теряют смысл.

– Жаль, что Люк Вашон уехал, – проговорила Клара. – Он мог бы рассказать нам о колонии немного больше.

– Да, – согласился Гамаш. – Жаль.

– Вообще-то, странно, что он никому не сообщил, куда отправился, – сказал Бовуар. – По словам официантки, он поехал куда-то «вниз по реке», но это слишком расплывчато.

Его рука с ножом, которым он нарезал томаты для салата, замерла.

– Понимаете, я спросил ее, куда он уехал, но я не уверен…

Нож в его руке медленно опускался, пока не уперся в доску. Бовуар смотрел перед собой, вспоминая разговор в баре.

– Merde, – проговорил он, роняя нож. – Где у вас телефон?

Шартран показал на гостиную:

– А что такое?

– Я спросил официантку, куда отправился Вашон, но она не знала. Потом я спросил парня в баре, когда Вашон вернется и можно ли с ним связаться. Но я не спрашивал, куда ездит Вашон. Молодая официантка не знала, а он, может, и знает. Tabarnac.

Бовуар вытащил из кармана блокнот и нашел номер «Ла Мюз».

Они услышали, как он набирает номер в гостиной.

Мирна и Гамаш стояли рядом у раковины.

– О чем вы думаете, Арман? – тихо спросила она.

– Я думаю о том, что сначала исчезает Ноу Ман, потом Питер, а теперь и Люк Вашон, единственный известный член колонии художников.

– А теперь и мы исчезли, – прошептала Мирна.

– Верно.

– Да бросьте, Арман. Выкладывайте. О чем вы на самом деле думаете?