Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но обнаружилось, что вовлечённые люди говорили как раз так — ведь было много хорошего, зачем концентрироваться на чёрной стороне, в других местах и хуже бывает. Ведь было много хорошего, нельзя мазать чёрной краской… И этот риторический набор мне очень хорошо знаком.
То есть, оказывалось, что политические позиции в кастах, безусловно, различны, а вот механизм мышления — ровно такой же.
Второе наблюдение заключалось в том, что ситуация напоминала мне фондовый рынок. Бывает, что люди, отдав последнее, купили акций с надеждой на будущее, вдруг обнаружили, что в компании что-то произошло, и акции упали в цене. Они пытаются уместить это в себе, негодуя на спекулянтов, регуляторов рынка, правительство, кого угодно. И оказалось, что они готовы повторить всё то, что осуждали «Она сама виновата», «А почему нет?», «Это вы такие вещи говорите, потому что ваших детей в 57-ю не приняли» (там был конкурс), и многое другое.
Действительно, теперь много лет номер этой школы будет ассоциироваться с печальными событиями, вызывать кривые ухмылки и проч., и проч.
А ведь действительно, в нашем Отечестве бывали и бывают истории, со стороны кажущиеся более ужасными. В каждом Хогвардсе есть свой Волан де Морт.
Тут я расскажу одну историю про Америку.
В 1899 году Марк Твен написал рассказ «Человек, который совратил Гедлиберг».
Поскольку сейчас его начали забывать (а при прежней власти несколько раз инсценировали, я помню телевизионный фильм и чтение этого текста по радио), перескажу сюжет.
Марк Твен начинает так: «Гедлиберг считался самым честным и самым безупречным городом во всей близлежащей округе. Он сохранял за собой беспорочное имя уже три поколения и гордился им как самым ценным своим достоянием. Гордость его была так велика, и ему так хотелось продлить свою славу в веках, что он начал внушать понятия о честности даже младенцам в колыбели и сделал эти понятия основой их воспитания и на дальнейшие годы. Мало того: с пути подрастающей молодежи были убраны все соблазны, чтоб честность молодых людей могла окрепнуть, закалиться и войти в их плоть и кровь. Соседние города завидовали превосходству Гедлиберга и, притворствуя, издевались над ним и называли его гордость зазнайством. Но в то же время они не могли не согласиться, что Гедлиберг действительно неподкупен, а припёртые к стенке, вынуждены были признать, что самый факт рождения в Гедлиберге служит лучшей рекомендацией всякому молодому человеку, покинувшему свою родину в поисках работы где-нибудь на чужбине».
Тут как раз объяснение злорадства, с которым общество встречает неприятные новости о непорочных структурах.
Но ближе к сюжету — этот город обидел одного человека: «Однажды я был проездом в вашем городе, и мне нанесли там тяжкое, совершенно незаслуженное оскорбление. Другой на моём месте убил бы одного или двух из вас и на том успокоился. Но для меня такой мелкой мести было недостаточно, ибо мёртвые не страдают. Кроме того, я не мог бы убить вас всех поголовно, да человека с моим характером это и не удовлетворило бы. Я хотел бы погубить каждого мужчину и каждую женщину в вашем городе, но так, чтобы погибли не тело их или имущество, — нет, я хотел поразить их тщеславие — самое уязвимое место всех глупых и слабых людей».
При этом на иллюстрации к первому изданию рассказа был изображён человек, более похожий на чёрта, — чуть не с рожками, на стуле, ножки которого он обвил своими ногами.
И вот этот персонаж оставляет в городе мешок с монетами и запиской, в которой сообщается, что один из граждан когда-то помог незнакомцу и буквально спас его деньгами. Теперь, чтобы определить спасителя (тут мотив «Золушки») нужно, чтобы он верно назвал прощальные слова благодетеля. И тут же девятнадцать граждан получают анонимное письмо с этими словами — «Вы не такой плохой человек. Ступайте и попытайтесь исправиться» — и все девятнадцать участвуют в конкурсе. На общем собрании, под свист и улюлюканье, появляются на свет записки с именами лучших людей города. Потом зачитывают разоблачительное письмо шутника, и фраза там имеет продолжение: «Ступайте и постарайтесь исправиться, не то, попомните мое слово, наступит день, когда грехи сведут вас в могилу, и вы попадете в ад или в Гедлиберг. Первое предпочтительнее». Лишь одну записку спрятали в залог дружбы — но девятнадцатой семье это не помогло, старик со старухой, избежавшие общего позора, умирают в тревоге и страхе разоблачения, проклиная своего спасителя.
Марк Твен заключает свой рассказ так: «В ответ на многочисленные ходатайства и петиции было решено переименовать Гедлиберг (как — не важно, я его не выдам)… Он снова стал честным городом, но держит ухо востро — теперь его так легко не проведёшь!»
Марк Твен — на то и великий писатель, что схватывал какие-то очень важные вещи — не только в американском сознании, а вообще — в человеческом.
Поэтому мне интересна была общественная, а не человеческая реакция.
Кто ты — написал записку с секретными словами? Улюлюкаешь в зале, поскольку тебя не коснулось искушение? Завидуешь? Не в том было дело, что один президент завёл роман на работе, дело было ещё в том, что он врал.
Такие истории, скажу циничную вещь — очень важны людям рассудительным, оказавшимся на некотором расстоянии от эпицентра. Людям, склонным к ажитации ничего не поможет, а вот людям, использующим всякий повод для того, чтобы разобраться, в каком мире они живут, этот — из важных. Кому верить? Как верить и как проверять? Как победить в себе естественное желание простого человека, чтобы всякий возвысившийся Гедлиберг был поругаем? Как победить своё естественное желание отстоять личный Гедлиберг?
Чудесные, чудесные круги по воде.
Но как много психотерапевтического выговаривания, и как мало укромного спокойного анализа.
И раньше-то я был мизантропом, но зачем, Господь, ты норовишь укрепить меня в этом?
Ведь и так было крепче некуда.
03.10.2016
Новая елка (О Пелевинской книге «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»)
Ты что-то заговорил больно торжественно. Так говорят вожди индейцев.
Даниил Хармс. «Макаров и Петерсен».
Пелевин Виктор. Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами. — М.: Эксмо, 2016. — 416 с.
Сам повод рецензирования вызывает некоторую неловкость.
Это чувствуют практически все рецензенты — они неловко улыбаются, будто делают что-то неприличное.
Опять? Опять Пелевин, да.
Сдаётся мне, это неловкое начало есть у
