Прошин заворочался в кресле.

– Когда там у нас коррекция? Надя?

– Через шесть часов, – отозвалась Надежда, завороженная открывшимся зрелищем.

– Так, – сказал Иван. – Хорошо…

– Что ты ворочаешься? – В голосе девушки прорезалось недовольство. – Смотри, радуга!..

Над дворцами облаков исполинской дугой засияли полосы красного, желтого, зеленого…

– Ух ты… – вырвалось у Надежды.

– Ага. Ух ты, – отозвался Прошин. – Смотри, молнии тут тоже бьют… красиво.

– Да знаю я. Вот и молнии, как заказывал.

Прямо перед ними, разве что чуть ниже курса корабля, одна за другой воздвиглись четыре огненных колонны – прямо так, из ничего, из трения частиц извергся столб огня, пошарил по облакам внизу, рыскнул туда-сюда – и испарился, оставив за собой искорки в синеве метанового неба и такие же искорки в натянутых струной нервах экипажа космического корабля.

– Ой!.. – Прошин зашарил перед собой в поисках штурвала – увы, органы управления корабля не предусматривали лихих аэродинамических маневров, а рукояти управления тягой двигателей и твердотопливных ускорителей заблокировал Центр.

– ЦУП, долго мы тут болтаться будем? – спросил Прошин. – У нас огонь на обшивке.

Снаружи ревел плазменный вихрь. Хлопья огня срывались с обшивки «Аэлиты», картинка снаружи мигала и шла белыми пятнами – компьютер выключал видеодатчики, на грудь навалилась тяжесть перегрузки, и корабль сотрясала противная дрожь.

– Потерпите чуточку, – отозвался оператор. – Это самая нижняя точка, уже идете наверх.

Неподвижная картина «за окном» давила на нервы. Казалось, планета захватила корабль, и они будут лететь так, потихоньку снижаясь в океан внизу, неспособный породить жизнь, неспособный жизнь поддерживать, и в один момент течения атмосферы схватят, скрутят, разорвут хлипкую конструкцию и как ненужную игрушку станут перебрасывать друг другу до тех пор, пока от «Аэлиты» не останутся маленькие фрагменты. Но тут же, словно успокаивая их, нос корабля пошел вверх. Вытянутая тень «Аэлиты», летевшая по облакам внизу, исчезла из виду, сами же облака в один момент превратились в исполинские клубы серого, белого и грязно-желтого цвета – над Южным полюсом планеты царило затишье. Стихло пламя на обшивке. С тела будто бы сняли груз, горизонт из синей с черным кантом дуги превратился в край диска планеты. Полыхнуло синим – приближалась линия терминатора. Внизу потянулись тени, а потом все объяла тьма: рубку и жилой отсек словно покрывалом накрыли – компьютер включил плафоны, освещение пульта, приборов.

– Кольца, – сказала Наденька.

Далеко вверху торчали ровные полосы колечек Сатурна, огромной радугой тянувшиеся на дневную сторону.

Прошин беспокойно разглядывал темную часть колец – через кольцо А лежал их путь к Гипериону но компьютер послушно показывал метки самых крупных камней, их вращение вокруг планеты, коэффициент угрозы столкновения, степень возможных повреждений и чуть ли не спектральный анализ каждого булыжника. Пока волноваться не приходилось.

– Где Титан? – спросил он у Надежды.

Компьютер мог показать ему все окрестности по одному только мановению руки – но уж больно захотелось знать, что ты не один среди тишины, что среди холодной бездны есть кому кнопочку нажать да плечо при случае подставить…

И маленькая точка в углу экрана в одно мгновение увеличилась в размерах, превратилась в огромный желто-зеленый шар, укутанный облаками, расчерченный светлыми пятнами возвышенностей и темными – морей… Не так и далеко, в общем-то…

– Вот он, – в голосе Надежды слышалась гордость, будто она самолично картографировала скалы и метановые болота спутника.

– Сколько лететь?

– Часов шесть.

– Надя, а тормозить мы там будем? – Прошин принялся ерзать в ложементе.

– Ну да, гравитационный маневр…

– Нет, ты не поняла, – перебил Иван девушку. – Двигатель работать будет?

– Сейчас, посмотрю циклограмму… А почему ты спрашиваешь?

– В туалет надо сходить при векторе тяготения.

– У тебя насадки сломались?

– Нет, по большому.

– Фу. Ну будем тормозить, да.

– Просто приемник отчищать за собой невеликое удовольствие.

– А, поняла, – сказала Надежда. – Я просто так далеко не летала никогда, вот и стесняюсь.

– Поставь будильник, как только можно будет выделить время – произведем… процедуру. И в душ, если успеем.

Наденька зевнула.

– А можно я посплю? – спросила она. – Шесть часов, обед я приготовила.

– Спи, конечно, – улыбнулся Иван. – Там и обед, и ужин, и позавтракать хватит. Спи.

– Спокойной ночи, – с этими словами Наденька вышла из рубки. С первого этажа послышалось слабое шипение воздуха, заполнявшего спальник, потом девушка крикнула: – Камбуз выключи!..

– Выключу, – отозвался Прошин и вспомнил про свое обещание не раньше, чем проверил все системы корабля, отправил доклад в Центр и переделал кучу дел – кроме тех, что обещал и спохватился, только когда мелодично затренькала мультиварка, больше часа стоявшая на подогреве.

Иван поспешно выключил питание камбуза, оглянулся, прислушиваясь (можно было включить камеры и посмотреть, не проснулась ли напарница, но он как-то об этом забыл – а может, застеснялся), – мультиварка утихла, только ровно гудели вентиляторы. Прошин откинулся на спинку ложемента – насколько позволяла это сделать микрогравитация – и надел гарнитуру.

Со станции космос представляется черной бездной с редкими точками спутников Сатурна да самых ярких светил, остальное скрыто в лучах Солнца, отражаемых планетой. Светило и газовый гигант привлекают все внимание наблюдателя, и приходится транслировать на обзорные экраны станции вид с телескопов спутников «Сферы», вращающихся на орбитах вокруг крупных камней в поясе Оорта, сопровождая изображения метками дополненной реальности или ссылками на документальные фильмы, где мягкий баритон диктора найдет пару слов для каждой точки на небе.

А тут…

Море звезд. Летят кентавры и трансплутоновые объекты. Наведи телескоп – и можно в упор рассматривать груды камней, неспешно движущиеся по своим орбитам. На таком расстоянии Солнце неспособно растопить частицы метана, аммиака и той же воды, намерзшие за прошедшие эоны, и хвоста у кентавров нет, а если есть, то маленький. Только компьютер и способен отличить, где там комета, а где кентавр, за всю свою жизнь ни разу не подходивший ближе орбиты Сатурна. Клубятся облака туманностей – компьютер подкрашивает каждую в свой цвет, добавляя краски в палитру, стоит только увеличить изображение Андромеды или Ориона. Спутники Сатурна. С Мимаса маячит автоматическая горнопроходческая станция, остановившаяся лет пять назад в ожидании ремонтников – «кочевники» готовились продолжать исследовать недра полурасколотой луны. По Япету топает «Казаранг», шагающий робот, сделанный в Челябинском филиале и управляемый студентами. На Титане в прошлую сатурниану оставили законсервированную обитаемую базу и кучу роботов, плававших в море Кракена, шагавших по метановым дюнами, паривших в облаках планетки. Весь Межкосмос теперь разрывается между колониями – на Эдеме и на Титане. Выбрать предстоит между задворками Солнечной системы, где жить будут одни ученые, и новой колонией на кислородном мире с уникальной флорой и фауной и неисчерпанными недрами, причем, при всей очевидности выбора, Межкосмос почему-то мнется.