Пока собирали гостей и готовили свадебный пир, Леля почти невыходила из дому: молча сидела с подружками, слушала жалобные, протяжные песни– слёзы капали, напитывали печальный красный платок.

Белый и красный цвета – цвета скорби. Сорок дней висит белаятряпица на стене дома, в котором кто-нибудь умер, а в свадебном поезде издалекавидно белое или красное платье невесты: для прежнего рода она всё равно чтоумерла, для нового – ещё не успела родиться. Оттого нельзя видеть просватанную,нельзя слышать, нельзя есть вместе с ней, даже за руку брать – особенно жениху.Иначе тут как тут накличешь беду и ей, и себе.

Это хорошо знали гости, съехавшиеся в ирий. И ХозяинМорской, прибывший верхом на рыбеките, и Лешие на медведях, и Водяные на усатыхсомах, и кузнец Кий, встретивший здесь отца. И Чернобог со злобной Мораной,жители Кромешного Мира…

Один Змей, сколько ни объясняли ему, всё не мог взять втолк, чего ради прячут невесту. Знай твердил:

– Вот бы глянуть! Красивая, говорят!..

Чернобог ему и присоветовал:

– А ты глянь. Платочек-то сдёрни с неё – и гляди,сколько душе угодно.

Скотьему Богу повторять не потребовалось. Обернулся удалымдобрым молодцем, подстерёг, чтобы Вилы-подружки вывели Лелю в сад ножкиразмять… Вмиг подскочил, растолкал завизжавших девушек – да и сорвал с головыневесты платок!

Опешив от ужаса и неожиданности, смотрела Богиня Весны в егоглупые радужные глаза… Опомнившись, отвернулась, закрыла лицо вышитым рукавом.Поздно! Волос ни о чём больше не помнил, кроме её желанной красы:

– Моей назовись! На что тебе Перун? Давай со мнойубежим…

Откуда мог знать небогатый разумом Волос, как жертвуютжизнью ради верной любви, как от счастья отказываются ради любимого? Он кдругому привык: вся любовь, если кто большой, красивый да ярый. От рождения виделрядом Морану распутную да беззаконного Чернобога… А своего ума не было.

Он давно позабыл, как опрометью бежала от него, раскрасавца,подружка чумазого кузнеца. Ждал – Богиня Весны засмеётся в ответ, а то ипоцелует в уста. Уже вытянул Змей мокрые губы, но ласки не дождался –повернулась Леля, со всех ног бросилась наутёк, а когда прыткий Змей схватил заруку, закричала что было моченьки:

– Мама!..

На этот зов, говорят, весь народ оборачивается, а роднаямать и подавно. Хлестнуло Волосу гневным светом в глаза, и великая Ладазаслонила дочь от насильника. Тут Скотий Бог впервые увидел, что Богиня Летаможет быть не только ласкова, но и очень грозна:

– Оставь невесту, бесстыдный!

И смутно забрезжило Волосу: есть Силы, перед которыми егобессмысленная могута – ничто, ветерок, шуршащий в траве. А вершина МировогоДрева уже застонала под яростными порывами бури: это Перун примчался на помощь.Лишь чуть отстал он от Лады, известно же, если дитя позовёт, никому преждематери не подоспеть. Понял Змей, что сейчас будет наказан, хотел бежать… БогГрозы ухватил его за шиворот и сплеча метнул вон из ирия, сквозь все небеса икамень Земли, до самой Исподней Страны! Полетел Скотий Бог кувырком, с перепугузабыв возвратить себе облик крылатого Змея… так и канул в морские тёмные воды,скрылся из глаз, только брызги рассеялись.

– И пускай, – сотворила заклятие гневнаяЛада, – провалится с тобою и тот, кто тебя, глупый Змеище, надоумил!

И тотчас твердь ирия, небесного Буян-острова, разверзласьпод ногами у злой Мораны и Чернобога, полетели они следом за Волосом. И, честномолвить, легче вздохнули все светлые Боги и праведные Люди, приглашённые напир. Не очень-то гоже гнать со свадьбы гостей – но тот, кто сплетает кругомсебя грязные паутины, кто способен протянуть жадную лапу к невесте, развегость?

Больше ничего не омрачило свадьбу Бога Грозы со светлойБогиней Весны. Ни одна тень не легла ни на свадебный поезд, ни на священныйпир, где в заздравных чашах гостей пенился красный мёд, сдобренный чесноком, илишь новобрачные не притрагивались ни к еде, ни тем более к хмельному питью. Ивот расчесали невесте волосы надвое и заплели по-замужнему: в две косы, дапритом укладывая золотые пряди из-под низу, не сверху. Покрыли узорчатой кикой…А потом отвели молодых держать опочив в нарочно выстроенной клети, постелилисобольи одеяла на тридевяти житных снопах, оставили горшочек каши и печёнуюкурицу, пододвинули к изголовью кадки с зерном, воткнули по всем углам калёныестрелы, повесили на те стрелы румяные калачи… так и до сих пор, подражая Богам,делают разумные Люди, когда женят детей. Говорят, шелковистый мех одеял,крупитчатая каша, курица, стрелы и святой хлеб – это ноой семье на многочадие идостаток…

Но всё же у Матери Лады никак не выходила из памятисдёрнутая с невесты фата. Мать Лада сама воткнула в притолоку железные иголки,сама опоясала дочь первой нитью, что та когда-то спряла ещё непослушной рукою.И по просьбе Богини кузнец Кий ночь напролёт ходил вокруг свадебного чертога,держа добрый стальной меч – крепкий оберег против нечисти, подкрадывающейся вночи. Ибо легче лёгкого испортить, сглазить семью, не успевшую ещё толкомсложиться. Кий держал стражу честно, а у коновязи ржали могучие белые жеребцыжениха, и им лукаво отвечали кобылицы, выпряженные из колесницы невесты. Кромемеча, Кий носил свой добрый молот, с которым не пожелал расставаться даже вгостях, и если по совести, на этот молот у него было больше надежды.

Утром, когда новобрачные Боги рука в руке вышли из клети, импод ноги метнули и вдребезги расколотили горшок, пожелав:

– Сколько кусочков, столько бы и сыночков!

А смирные донные ракушки-чашули, жители чистых северных рек,поднесли Перуну целые россыпи скатных жемчужин, родившихся от его молний ивыросших между корявыми створками. Искусницы Вилы расшили тем жемчугом двурогуюкику юной жены, унизали гривы и хвосты колесничных коней. Говорят, немножкодаже осталось…

Поистине, Земля ещё не знавала таких отчаянных гроз, такогороскошного цветения, ещё не сулила своим детям таких обильных плодов. Радовалисьсветлые Боги, веселились добрые Люди, и лишь в бездонных пещерах тлелиудушливой злобой, предвкушали недоброе торжество Морана и Чернобог:

– Смейтесь, смейтесь! Скоро заплачете!

Они наконец-то сковали свой ледяной гвоздь, мертвящееостриё. Кривохожими путями пробирается кривда – мудрено ли, что гвоздь вышелзагнутым, словно черёмуховая дуга? Да ещё и прозрачным, почти невидимым вышлооружие, созданное из ложных клятв и обманов, – не вдруг и заметишь, скакой стороны его занесли, не вдруг увернёшься. И разило оно подобно отточеннойклевете: пронижет тело и душу, и не сразу почувствуешь…

Чернобог и Морана вживили мёртвый зуб Змею в челюсть.Сказывают, он с готовностью подставил им пасть: даже самые беспамятные надёжнопомнят несбывшиеся прихоти и обиды. Крепко врезалось Волосу, как отвергла егоневеста Перуна, как сам Перун вышвырнул его из ирия, – до сих пор чесалсянамятый загривок! Надумал Скотий Бог жестоко отмстить, пустить новый клык вдело. Как подменили его, неразумного, но незлого, – вот что причиняетсила, доставшаяся не по уму!