– Пойдём со мной, девица! Назовёшься моей, а уж я тебянагражу…

Скольким девкам подобной речи было довольно! Но невестакузнеца только попятилась:

– Безлепое слово молвишь, удалец незнакомый… Есть уменя любимый жених, его и целовать стану, он меня и женой назовёт…

Не привык Змей к твёрдости девичьей, не понял отказа.

– А мы жениху не скажем, – заулыбался в сотнюзубов. – Я тебе дорогие подарки стану носить…

Но девчонка разговоров разговаривать больше не стала:подхватила подол да как порскнула с тропы в непролазную чащу, через валежины,по кустам!

– Постой, красавица, – протянул руки Волос,погнался. Но тут уже встал за Киеву невесту Леший, сбежались проворныелешачата, которым она немало оставляла на пеньках пряников и сластей. Ивцепились в Змея колючие ветви кустов, вздыбили корни поваленные деревья,опутал ноги жилистый вереск. Еле-еле продрался он на опушку и увидал: далекоубежала гордая девка, вот-вот укроется в кузне с краю болота, где проточилсяЧёрный Ручей.

Рассерженный Змей ударился оземь, вновь обернулся дивомлетучим, ринулся вслед. И, пожалуй, успел бы схватить – но на крик невесты, нашум разбойничьих крыл выбежал из кузни жених. Саженного росту, да с молотом иклещами в руках. Девчонка за него спряталась, что за надёжную стену. Ипочему-то Змея робость взяла при виде молота и клещей.

Втянул он хищные когти, отвернул опричь, сел на лугу.Подошёл, переваливаясь на коротких лапах:

– Ты кто таков, чтобы дорогу мне заступать?..

– Я жених ей, – ответил кузнец. – Кием меняпрозывают. А ты, Скотий Бог, почто беззаконничаешь?

Никто ещё не осмеливался так Змею дерзить. Совсемрастерялось чудовище, заморгало бестолковыми радужными глазами:

– А я что хочу, то творю, потому что я сильный! Вотпосмотри!.. – Поднял серый камень, стиснул чешуйчатой лапой, только крошкипосыпались: —Вот и весь мой закон!

– Эка невидаль, – усмехнулся кузнец. –Подумаешь, расколол! Ты так камень сожми, чтобы вода потекла.

Перенял у невесты корзиночку, вынул ком творога – сыворотказакапала наземь. Струсил, попятился Змей… но тут же снова приободрился:

– Зато я могу всё озеро выпить! Меня Цмоком зовут,по-вашему Сосуном. У тебя так не получится.

Пожал Кий плечами. Вынес лопату, поплевал на ладони и молчапринялся копать канаву в земле. Любопытный Змей скоро не выдержал:

– Что ты там такое копаешь?

Кий ответил:

– Хочу Океан-море выпить, да лень наклоняться. Вотокопаю и подниму…

Больше прежнего задумался Волос, заскрёб когтями затылок:

– А можешь ты камень кверху кинуть, как я? Я, бывало,кидал, полдня не ворочались…

И тут не дрогнул кузнец. Взял остывшую крицу железа,выплавленную вчера, стал подкидывать на ладони и смотреть внимательно вверх.Посмотрел вверх и Волос, но ничего особенного не заметил, кроме грозовой тучи,медленно вздымавшейся из-за небоската. И осерчал:

– Куда ты уставился? Кидай, коли умеешь, а то я тебясъем!

– Погоди, дай тучи дождаться, – молвилкузнец. – То Перун едет, мой побратим. Он у меня в кузнице молотом бил,ему железо сгодится…

И, словно в ответ, вдалеке зарокотал гром, метнулась быстраямолния…

– Какая блестящая!.. – ахнул в восторге Змей.Никогда ещё он не видел грозы. Подпрыгнул, расправил крылья и полетел прямо втучу – ловить блестящие молнии. Забыл уже и про кузнеца, и про невесту.

Сказывают, Перун его не погнал, и Волос до вечеразабавлялся, летал взапуски с его колесницей, купался в струях дождя. Золотуюсекиру, впрочем, сын Неба ему так и не подарил, сколько Змей ни выпрашивал. Какпрежде Даждьбог, Пеун повёл непонятные речи, мол, ни твоё, ни моё… однимсловом, пожадничал. А поздно ночью, когда голодный и уморившийся Змейотправился вечерять и спать в родные пещеры, на него с неприступной горнойвершины не своим голосом закричала злая Морана, которую он ещё до рассветазанёс туда, да и позабыл. Говорят, мало не погибла колдунья от золотыхсолнечных лучей, от дальних отблесков молний.

Устал отец Кия ходить по Земле, прилёг умирать. Ещё попросилсыновей вывести его в чистое поле, с трудом поклонился на все четыре стороны:

– Мать сырая Земля, прости и прими! И ты, батюшка белыйсвет, широкое Небо, прости, коли обидел…

И лежал на лавке у очага спокойный, лёгкий и светлый, какмногие старики, прожившие по Правде. Не обижал ведь ни человека, ни зверя, неоскорблял великих и малых Богов. Сыновья – двое старших, женатых, и молодой Кий– позаботились о родителе: умыли родниковой водой, разобрали над смертным ложемдерновую крышу избы, чтобы свободно вылетела душа, не мучила тело. А потомсквозь дыру протащили наружу мохнатого чёрного пса. Ибо чёрный друг-пёс незримовстречает праведные души, сопровождает и охраняет по дороге в ирий. Людям,привычным к охоте и лесу, мыслимо ли в подобный путь без собаки!

И вот изронил душу отец, и задумался старший из братьев, каклучше уважить его, как погрести. Думал, думал, наконец решил доверить его телоЗемле, всеобщей Праматери:

– Она родила, ей и честь.

Но пришла туманная ночь, и отец явился сыну во сне:

– Не клади меня, дитятко, в сырую могилу, не присыпайжёлтым песком: защекочут меня там черви, изъедят ползучие гады…

Закручинился старший, пошёл к среднему:

– Не хочет отец наш лежать под спудом земным. Думай ты,брат, как нам поступить.

Крепко взялся за ум второй сын и к вечеру молвил:

– Схороним батюшку в лесу, в дупле великого дерева! Мывсе от деревьев – пусть к пращурам припадёт.

Но слетела тёмная ночь, и всё повторилось. Явился сыну отецпечальнее прежнего:

– Не клади меня, дитятко, в лесное дупло. Не смогу ятам спать, закусают пчёлы и комары, зверь косточки потревожит…

Пришлось думать младшему брату, кузнецу Кию. А у кузнецаизвестно что на уме: молот, да наковальня, да жарко пышущий горн.

– Сложим батюшке, – приговорил Кий, – честныйпогребальный костёр. Пусть возносится с дымом прямо в ирий, на остров Буян!

Пала ночь, и отец пришёл к Кию светлым и радостным:

– Спасибо, сынок, вот уважил так уж уважил! Стану спатькрепко и безмятежно, точно дитя в колыбели!

Рассказал Кий братьям свой сон, и братья вздохнули легко,наконец-то проведав волю отца. Взялись втроём за работу и скоро сладилиумершему последний земной дом-домовину: дощатую лёгонькую избушку, приподнятуюна столбиках, чтобы лучше горела. Уложили тело отца, оставили милодары – горшочкисо сладкой кашей на ягодах и меду, вышитые одежды, крепкие башмаки. Положилилук, колчан и копьё: пусть вволю бродит-гуляет батюшка в небесных лесах, пустьувидят Дочь с Матерью, славные Рожаницы – охотник пожаловал. Пусть приветятего, позволят выстроить избу рядом с прадедовскими, под кроной вечного Древа…