Означает ли это, что они ворвались в генеральский дом ночью, через подвал, зарубили генерала, его жену и нанесли смертельную рану Герману? Это были они – осатаневшие от наркотиков, опьяненные кровью фурии с топором?

Но чего они хотели достичь этим убийством? Этим нападением на дом и семью? Они ведь были голые, мокрые, босые, под кайфом… А там генеральская дача. Сто раз подумаешь, прежде чем напасть. Или они уже не способны были думать и оценивать и ворвались в первый попавшийся дом? И там ведь произошло ограбление, пропали вещи – Зое Петровне это говорили военные. Что же, Горгона и Виктория хотели ограбить генерала? А зачем им совершать вооруженный разбой? Как они унесли ценности оттуда – голые? Упаковали, увязали во что-то? И куда дели? Когда утром их обнаружили у костра и палатки сотрудники Истринского УВД, там же абсолютно все обыскали и нашли лишь остатки расчлененных кроликов, свиную башку, бутылки из-под спиртного… Никаких ценностей. Может, они спрятали награбленное в лесу? Кстати, про топор тоже речь не шла. Хотя он там был… Лидия Гобзева своими глазами видела его в руках Горгоны! Но сотрудники Истринского УВД тогда на топор не обратили внимания. Речь ведь шла об утоплении детей… Изымался ли топор тогда? Или он так и сгинул? Там же должны были остаться отпечатки, следы крови на лезвии… Кровь генерала, его молодой жены, Германа… Там же некоторые предметы изымались и отправлялись на биологическую экспертизу. Образцы волос даже брали тогда у всех троих. Исследовали все. Но только не топор…

Катя внезапно представила, как Горгона и Виктория, словно яростные безумные вакханки, догоняют Германа там, у реки, налетают на него и… рубят, рубят…

Это были они?

Он их видел – своих убийц, убийц своего отца? Он их искал и нашел. И потом он… Что сделал?

Катя стиснула руль.

Но как-то нереально все это. Диссонанс. Грабеж, убийство… Опять и опять все тот же вопрос – для чего было грабить? И как они узнали, что это генеральская дача и там трое в доме? И как они решились вообще на такое – они же женщины, пьяные, а там в доме – трое: здоровый мужик, причем военный из внутренних войск, его сын и его жена. Надо же справиться с тремя сразу! Пусть и топором! Или все же Горгона знала о семье Богушевских? Она ведь уже бывала и на Истре, и на том ее берегу. Дерево… там она вырезала свой знак, следовательно, бывала там прежде. И в ту ночь специально повела Викторию туда? Может, все это зверство, вся эта кровавая оргия была составной частью тайного культа Ордена Изумруда и Трех? Частью посвящения Виктории? Не только жертвенные кролики, но и человеческое жертвоприношение?

И снова во все это как-то не верится. Не до такой же степени Горгона была оголтелым фанатиком. О ней все говорят, что была она жадной к деньгам и меркантильной, расчетливой, но не сумасшедшей.

И дезертир… Следствие плотно разрабатывало именно эту версию. И у них тогда не возникло сомнений. Версия дезертира объясняла многое: и то, что он ворвался ночью в дом – фактически загнанный военными патрулями, объявленный командованием в розыск, и грабеж, похищение ценностей. Убийство на этой почве…

Значит – что? Все-таки убийцей был дезертир? Кто-то еще в этой истории? Еще один – тот, о ком мы опять ничего не знаем? Полковник Гущин всегда ведь подозревал в этой истории кого-то неизвестного. Пусть не агента-информатора, однако…

Или, может, этого военного знала Горгона? Может, она именно поэтому привела в ту ночь Викторию на берег реки, потому что узнала о побеге? Неужели дезертир внутренних войск принадлежал к Ордену Изумруда и поклонялся ей? Невероятно. Невозможно это представить. Или это был ее юный любовник? Она хотела с ним встретиться там? Снова невероятно. Опять, опять все рассыпается – все предположения, все доводы.

Герман… Черный Лебедь… он видел того, кто напал на их дом в ту ночь, кто фактически убил его самого…

Он видел… помнит…

Горгона с Викторией сотворили это или все же кто-то другой? Неизвестный? Тот дезертир, который так и не был пойман?

Катя въехала в ворота «Аркадии» и остановилась у дома охраны. Показала удостоверение. Она пыталась собрать всю себя в кулак. Ну хоть в горсть. Но это никак не получалось. Потому что она вновь испытывала смятение.

Я расспрошу его только об убийстве его отца и той ночи… Это же не тайна, было ведь уголовное дело. Пусть он сменил фамилию, но он будет отвечать на мои вопросы, потому что понимает, что нам это стало известно и мы можем поднять дело из военного архива. Я буду говорить с ним только о нападении на их семью.

А потом я уеду…

И сразу позвоню Гущину…

Отчитаюсь по полной. И он уже сам решит, как с ним быть дальше. Допрашивать или пока брать под наблюдение. Гущин это решит сам, а я сейчас только…

Она вышла из машины на стоянке. И лишь в этот момент, оглядевшись по сторонам, поняла, какая глубокая, невероятная тишина царит в «Аркадии». Ни голосов, ни музыки… ни того вальса… ничего. И людей не видно – клиентов, персонала. Словно вымерло все. Лишь дворник-таджик вяло метет дорожку у клумбы.

Но клуб ведь открыт и не поздно еще.

Катя вошла в главный корпус. И здесь пусто. На ресепшен никого, кроме дежурного менеджера. Подойдя к стойке, она узнала в менеджере Нелли.

– Добрый вечер, Нелли. Что это у вас безлюдно сегодня? Закрываетесь?

– Вчера двадцатилетний юбилей клуба отмечали, – ответила Нелли, разглядывая Катю. – Вечеринка затянулась, гости в пять утра разъехались. Сегодня у нас что-то вроде санитарного дня из-за этого. Персоналу дали выходной, всем, кроме дежурных. И занятий сегодня никаких нет. Их еще загодя отменили. Да клиентам и не до йоги. Вчера их всех пьяных отсюда шоферы развозили. А вы к кому?

– Я бы хотела увидеть Германа Лебедева. Но теперь понимаю, что зря приехала, раз у вас санитарный день.

– Он тут, – Нелли сверлила Катю взглядом. – Они с хозяйкой здесь остались. Ночевали вместе. Хозяйка ведь вернулась. И такая дата, юбилей ее клуба… А Лебедев в фехтовальном зале. Один тренируется. Он уже много часов там. Как машина. А вы опять по поводу убийства Анаис?

– Да.

– Ой ли, – Нелли смотрела на Катю странно. Когда она упоминала Черного Лебедя, глаза ее еще больше косили, а на смуглых щеках вспыхивал румянец.

Катя отметила, что сейчас Нелли говорит о Лебедеве иначе, чем прежде. Что-то изменилось… И кардинально.

– Я вас не понимаю, Нелли.

– Прекрасно понимаете. К нему приехали. И одна. Без напарника вашего, того дядьки. Я так и знала. Что вы еще захотите его увидеть. Вы как все. К нему ведь все возвращаются. Все бабы к нему липнут.

Катя оглянулась, нашла указатель «зал исторического фехтования». И молча двинулась туда.

Но внезапно остановилась. Вернулась.

– Нелли, послушайте меня.

– И что?

– Нелли, вот два телефона, – Катя достала из сумки визитку и написала на обороте телефон дежурной части ГУВД и номер мобильного полковника Гущина. – Если я через час не пройду здесь мимо ресепшен снова и не скажу вам «до свидания», позвоните, пожалуйста, вот по этим телефонам. Хорошо?