– Еще посмотрим, – решительно заявила Ника. – Не я у тебя, аты у меня милости просить будешь. Вот он, мой дневник! Все записано! Все! Ужеодна удостоверилась, что многое знаю, и испугалась. Кстати, ты уверена, чтоявляешься законной женой Кита? Где вас расписывали, а? Хочешь, интересноерасскажу? Поглядела я тут свидетельство о браке…

– Чье?

– Твое!

– И где взяла его?

– Ясное дело, в столе!

– Шаришь в моей спальне? Сука!

– А-а-а! Больно!

– Немедленно прекратите! – прогремел голос Никиты. – Как нестыдно!

– Миленький, – сладко замурлыкала Ника, – право слово,Лизочка слишком распереживалась, дай ей капелек. Иду себе спокойно, еле-елетащусь по лестнице, наскакивает и в волосы цепляется.

– Старая ведьма! Дрянь! Скотина! – продолжала вопитьЛизавета.

– Вот-вот, – констатировала Ника, – слышишь? Понимаю,конечно, обстановка нервная, мы все тут издергались, Лизонька, бедная девочка!Ах, Никитушка, вызови психиатра.

– Мерзавка, старая жаба! – визжала жена Кита.

– Лиза, прекрати! – нервно воскликнул муж.

– Гнида!

– Замолчи.

– …! …! …! – окончательно съехала с катушек Лизавета. – Вониз моего дома!

– Кит, мальчик дорогой, – захныкала Ника, – почему милаяЛизочка гонит меня вон из твоего дома? Она разве тут хозяйка? Что скажетМилада? Думаю, ей не понравится.

– Морда поганая… – уже тише, на выдохе, выкрикивалаЛизавета. – Убью… с лестницы спущу… из окна выброшу… придушу ночью… Сломаю ейшею…

Ника зарыдала громко, фальшиво. Так всхлипывают плохиеактрисы, пытаясь изобразить страдания. Вдруг натужный плач оборвался, раздалсяоглушительный звук «бам», потом тоненько прозвенело «дзинь-дзинь».

– Ваза! – взвизгнул Никита. – Ужас, она же несколько тысячбаксов стоила! Ну, хватит… Райка, сюда, эй, вы, агент, помогите! Хватайте ее –и в спальню, в спальню, живо…

Я затаилась за дверцами, страшно боясь ненароком чихнуть иликашлянуть. Свидетельнице подобной, слишком откровенной семейной сцены не поздоровится,лучше не попадаться сейчас никому из ее участников на глаза.

Минут через пять воцарилась гнетущая тишина. Я сначалачуть-чуть приоткрыла дверку, увидела, что холл пуст, и в мгновение ока юркойлаской скользнула на первый этаж, в кухню.

У мойки жадно пила воду Рая.

– Ты где была? – нервно спросила она.

Я постаралась улыбнуться.

– В туалете, простите, конечно, живот схватило.

– Ну-ну, – кивнула домработница, – слышала скандал?

– Нет. А что, был скандал?

– У Лизы истерический припадок случился.

– О господи!

– Бывает, – философски заметила Рая. – Наверх пока не ходи,пусть Лизавета заснет, да и Ника в себя придет. Чаю хочешь?

– Спасибо, – кивнула я.

– Мне сладкое всегда нервы в порядок приводит, – улыбнуласьРая. – Вот что, не в службу, а в дружбу, сгоняй в кладовку, возьми там баллон склубничным вареньем, а я пока чайку заварю.

Я понеслась выполнять указание. Процедура заняла не однуминуту – требовалось пересечь баню, потом найти в специальном ящичке ключ откладовой, повоевать с незнакомым замком и еще отыскать нужное варенье, а оно,как назло, хранилось на самом верхнем стеллаже, куда пришлось лезть полестнице.

Но я с честью выдержала все испытания. Правда, уже идяназад, чуть не уронила тяжелую ношу, налетев в прихожей на Никиту, которыйпровожал похоронного агента – толстую тетку, одетую в темно-коричневый брючныйкостюм.

– Нельзя ли поосторожней? – недовольно буркнул сынСмоляковой. – Устроила тут гонки!

– Простите, конечно, – залебезила я, – вот за вареньицемРаиса послала.

– Мне совершенно неинтересно, кто и куда тебя послал, –окрысился мальчик-мажор, – исчезни.

Я испуганной мухой полетела дальше в кухню.

– Садись, – приветливо улыбнулась Рая, – сейчас мы с тобойреабилитацию себе устроим, поедим сладенького. Однако долго ты за вареньеммоталась…

– Извините, замок с трудом открыла, – приняласьоправдываться я, – потом по стеллажам лазила, уж не ругайте.

– Никто тебя не виноватит, – вздохнула Рая. – Эх, следовалозамуж за нефтяную трубу выходить или за газовый кран, тогда бы мы сейчас впостельках истерику закатывали. Но поскольку трубопроводов на всех не хватило,постараемся извлечь радость из любой мелочи. Ты как насчет сыра?

– Очень положительно отношусь к сему продукту, – кивнула я.

– Ну и отлично, – обрадовалась Рая. – Тогда по бутербродику?Но сначала чаек налью, а то небось перестоялся.

Продолжая улыбаться, домработница подняла красивый,снежно-белый фарфоровый чайник и наклонила его над моей кружкой. Зажурчаласветло-желтая струйка, я подавила ухмылку. Похоже, Раиса из породы людей,которые экономно обращаются с заваркой, кладут ее из расчета по чаинке начашку. Напиток томился под крышкой довольно долго, но приобрел цвет, который мойбывший муж Костик, крайне невоздержанный на язык человек, называл «мочамолодого поросенка».

– Слышала, как Лиза на Фаину налетела? – спросила Рая.

– Нет, – дипломатично ответила я.

Домработница усмехнулась:

– Молодец. С таким поведением скоро карьеру сделаешь,станешь хорошо оплачиваемой горничной, замолвлю за тебя словечко перед Никитой.Только передо мной комедию ломать не стоит, мы в одной лодке сидим и спокойносейчас посплетничать можем. Ты ведь, когда вой начался, в шкаф влезла. Или яошибаюсь?

– Откуда знаете? – удивилась я проницательности Раисы.

Та тихонько засмеялась.

– Ты край юбки прищемила, наружу кусок материи торчал. Вернопоступила, хорошая прислуга в стремный момент испаряется. Хозяева не любят,если кто свидетелем их грызни стал. Сами-то живо помирятся, ворон ворону глазне выклюет, а поломойку вон выставят. Хвалю! Вот сейчас похоронят Фаину, ипоходатайствую, пусть тебя в горничные переводят.

– Много народу будет на поминках? – спросила я.